Длиннее века, короче дня. Евгения Михайлова

что ему плохо? Он же не мог себя чувствовать хорошо!

      – Практически нет. То есть мне иногда казалось, что Леша испытывает физическую боль, но он же любое страдание переносил как боль. Ты, наверное, знаешь… Я думала, он мучается из-за нашей ситуации, – пробормотала Маша.

      – А он умирал… Странно. Я тоже ничего не замечала. Пил мой кофе с отваром, ел мой борщ… Спасибо говорил. Маша, скажи, а как у вас было? Все нормально?

      – Да. Нам было очень хорошо. Я сказала тебе, что мы любили друг друга. Но это было другое, наверное. Больше, чем любовь, я думаю. Невыносимая нежность, забота, жалость… Да, он жалел меня, а я страшно жалела его. Мы хотели счастья на двоих… Ну, хоть капельку, несмотря на нашу вину перед вами.

      – Значит, он любил тебя сильнее, чем меня. Такую болезнь скрывал. Врач не мог поверить, что он слег за неделю до того, как сознание потерял и я «Скорую» вызвала.

      – Люда…

      – Да нет, я просто так говорю. Не знаю, как жить дальше.

      – Жить надо. Дочку растить… Люда, ты готовься, маму Лешину попробуй сейчас уложить. Тяжелые дни предстоят. Я тоже хочу в сон провалиться, может, снотворное найду. Завтра позвоню, к дому подъеду, деньги передам.

      Маша добрела до кухни, порылась в аптечке, нашла снотворное. Глотнула несколько таблеток. Ослабла она за последние дни так, что обратно до кровати шла, держась за стены. Уснуть удалось. Сны были такими страшными, что она умудрялась сознательно себя будить, чтобы избавиться от кошмара. Потом надвигался следующий. Только утром приснилось что-то неконкретное, нежное и мелодичное, как томление любви… Ее разбудил звонок в дверь. Она накинула халат, открыла не глядя. Не удивилась, увидев перед собой мужа. После той ночи со сменой замков он приехал утром, Маша ему открыла, он увидел Алексея, все понял и приехал потом еще один раз, за вещами.

      – Привет, – сказал Миша. – Разбудил?

      – Да. Привет.

      – Ты одна?

      – Да.

      – Я диски свои хотел забрать.

      – Бери.

      Маша не ушла из прихожей, стояла, не закрывая дверь, пока он не вышел с сумкой.

      – Не терпится меня выставить? – спросил он.

      – Мне нужно еще немного поспать, я устала.

      – Неужели нам совсем не о чем поговорить? – Миша положил ей руки на плечи.

      Маша шарахнулась, как будто ее ударило током. Сама испугалась своей реакции.

      – Миша, извини, я же сказала: устала очень.

      – Ничего себе, – он насмешливо улыбнулся. – Как я должен это понимать? То, что мы близкие люди и должны друг другу идти навстречу, – вообще не моя тема. Это ты мне внушала, когда пыталась избавить меня от пагубных привычек. Все кончено, я правильно понял?

      – Да. Хорошо, что ты об этом заговорил. У меня просьба. Разведись со мной, пожалуйста. Если ты напишешь заявление и не будешь претендовать на жилплощадь, можно через загс, это очень просто.

      – А почему я не должен претендовать на жилплощадь?

      – Потому что у тебя есть квартира. А эту я хочу продать. Деньги очень нужны.

      – А что, этот хам, с которым ты живешь, еще и альфонс?

      Маша посмотрела на него спокойно