Расплата по чужим счетам. Наталия Антонова

пахло черемухой и сиренью. Звезды мерцали так низко, что казалось, были нанизаны на ветви и сами представлялись диковинными цветками, распустившимися на деревьях.

      Неожиданно зазвучал голос Мирославы:

      Звезды низкие повисли,

      Тихо цокает ручей.

      Я вхожу в пространство мыслей,

      В тишину ночных лучей.

      В плавность медленного света,

      В пену звездного ковша…

      И едины до рассвета

      Небо, Полночь и Душа.

      – Чьи стихи? – спросил Шура, который был большим любителем поэзии и сам писал песни.

      – Тетины. Сегодня утром мне на имейл сбросила.

      – Угу, – отозвался Наполеонов.

      Тетя Мирославы, Виктория Волгина, была известной писательницей. Она умудрялась сочинять не только стихи, но и детективы, романы, повести, рассказы о жизни, любви и даже пьесы.

* * *

      В 9 часов утра Александр Романович уже сидел в своем кабинете, полдесятого в дверь постучали, и Людмила Куренкова неуверенно вошла в кабинет следователя.

      – Здравствуйте, – как можно приветливее произнес Наполеонов. – Садитесь, пожалуйста.

      Женщина вздохнула и села на стул, перекрестив весьма недурственные, на взгляд Александра Романовича, ноги, и тихо произнесла, глядя на свои сжатые руки:

      – Я ведь тогда все сказала…

      – Да вы не волнуйтесь, – улыбнулся следователь, – просто мне детали некоторые нужно уточнить. Вы ведь не против?

      – Не против. Спрашивайте.

      Шура посмотрел на милое, типично русское лицо Людмилы с вздернутым курносым носиком и россыпью веснушек.

      Женщина смутилась…

      – Вам идет, – улыбнулся Шура.

      – Что?

      – Веснушки, говорю, вам очень идут.

      – Правда?

      – Да, лицо у вас от них солнечное.

      – Спасибо, – улыбнулась свидетельница и немного оттаяла.

      – Вы, Людмила Сергеевна, в тот вечер, вернее, в ту ночь, с работы возвращались?

      – Да, я напарницу свою подменяла. Мы дружим. А ей надо было…

      – Это неважно, – приободрил ее Шура. – Вы не помните, который был час?

      – Это не ночь уже была, – ответила она серьезно. – Светать начинало, я с работы ушла без двадцати пять, так что, – она запнулась, но, преодолев себя, продолжила: – Около пяти я его и нашла.

      – И что вы заметили? На что обратили внимание?

      – Я… я даже не знаю. Там кровь была. Я сильно испугалась! Какое-то шестое чувство подсказало мне, что он неживой, и я побежала. А во дворе был Иван Кузьмич. Я ему все рассказала, и он пошел посмотреть.

      – А у вас был с собой сотовый? – спросил Шура.

      – Да, в сумке.

      – Почему же вы не вызвали «Скорую», полицию?

      – Я… я не знаю, я так испугалась, весь разум из головы вылетел, и только страх, даже не страх, а ужас какой-то. Я ничего не соображала, пока не столкнулась с Иваном Кузьмичом.

      – А потом?

      – Потом он ушел, а я осталась со щенком.

      – С каким щенком?

      – Ну,