Расплата по чужим счетам. Наталия Антонова

в знак неудовольствия, но хозяйка этого даже не заметила.

      – Пойдем в дом, – сказала она Наполеонову.

      Шуру усадили на кухне на его любимое место, поставили перед ним чашку чая и тарелку с пирожными «Наполеон».

      – Рассказывай, что случилось, – сказала Мирослава.

      – Я есть не хочу, – проговорил Шура, – а чаю выпью.

      – С Софьей Марковной все нормально? – спросила не на шутку встревоженная Мирослава.

      – С мамой? – вяло отозвался Шура. – Да…

      И вдруг встрепенулся:

      – А почему ты спрашиваешь?!

      – Шура! Да ты же как в воду опущенный! Я тебя таким и не помню!

      – Ох, ребята, у меня такое дело, – он махнул рукой.

      Но от Мирославы отделаться общими фразами было невозможно, и она вытащила из Шуры все, что ему было известно.

      Детективы склонились над фотографиями с места преступления. Брюки потерпевшего в районе молнии были залиты кровью, а лицо исказила гримаса из смеси изумления и боли.

      – По-моему, это маньяк, – пробормотал побледневший Миндаугас. – Не может нормальный человек такое сотворить!

      – У тебя есть какие-то версии? – обратилась Мирослава к Наполеонову.

      – Пока никаких. На завтра вызвал свидетелей, может, хоть что-то прояснится, хотя сам я в это не верю.

      – Понятно…

      – А ты, Слава, что думаешь?

      – Думать я буду, когда ты допросишь повторно свидетелей. А пока поешь, позвони Софье Марковне, скажи, что заночуешь у нас, и ляг отдохнуть.

      – Вы куда-то собирались? – спросил Шура.

      Мирослава нисколько не удивилась проницательности своего друга детства.

      – Да, хотели на Волгу съездить.

      – Так езжайте, мне Дон компанию составит.

      Кот, услышав свое имя, бросил на Шуру благосклонный взгляд своих янтарных глаз и сладко зевнул.

      – Да нет, – сказала Мирослава, – мы лучше все вместе ближе к вечеру съездим. Как ты на это смотришь, Морис?

      – Положительно, – отозвался тот.

      Шура благодарно кивнул и отправился в свою комнату, которая была закреплена за ним в доме Мирославы и называлась Шуриной или в шутку иногда «наполеоновской». Он разделся, постоял минут десять под теплым душем, а потом забрался в постель, пахнущую лавандой, и проспал три с половиной часа. Когда он спустился вниз, его уже ждал легкий перекус, после чего они вчетвером поехали на Волгу. За рулем «БМВ» сидел Морис, а Шура с Мирославой и Доном устроились на заднем сиденье.

      Поставив машину на стоянку, они прошли по главной аллее Загородного парка и спустились вниз по лестнице. Дон все это время сидел на плече Мирославы. Пляж был безлюдным и казался совсем диким…

      Жемчужная пена, шипя, накатывала на золотистый песок и с тем же тихим звуком откатывалась назад, пытаясь утащить с собой гладкие камушки и обрывки водорослей. Вдали колыхались лодки, мимо проносились катера. На горизонте вырисовывались горы. И все это целительно воздействовало на душу, располагало к успокоению.

      О