Учат в школе. Мария Валерьевна Макеева

искала себе стул. Дети закончили рисовать, и ушли отдохнуть перед уроками. Здесь был конкурс рисунков на асфальте, как вы велели.

      – Какой здесь был конкурс? – Валька злобно прищурилась, и ее тон не сулил ничего хорошего.

      – Конкурс рисунков, – хотела повторить я, но осеклась, видя, как начальница пыхтит от гнева.

      Она непедагогично выругалась.

      – Ты видела, что эти уроды намалевали? Где глаза твои?

      К слову сказать, глаза мои всегда видели плохо. Близорукость была бедой почти всех консерваторских музыкантов, которые сутками напролёт разучивали произведения, не отрываясь от похожих на блох мелких нот. Поэтому для изучения сути детских художеств, я нагнулась. От ужаса увиденного застыла в этой неестественной позе. Асфальт школьного парадного входа был украшен примитивными набросками объектов подростковых сексуальных фантазий. Многие из них дети лаконично подписали, конкретизируя название изображения для тех, кто не понял.

      – Но вы же сказали, дети знают, что рисовать, – пытаясь оправдаться, промямлила я.

      – Дети-то знают, – передразнила мою интонацию Валька. – А уроды – нет. Судя по рисункам, ты позвала на конкурс именно уродов.

      В чем была разница между детьми и уродами, как отличать их, я не знала. Не поняла и где в школе учатся дети, которых следовало бы позвать на конкурс. Ведь я обошла все существующие классы, и, как выяснилось, в них учатся сплошные уроды.

      – А ты что, по второму этажу ходила? – внезапно прозрела Валька.

      Я кивнула.

      – Так дети же учатся на первом этаже, в другом крыле здания. А у нас здесь только старшие классы. Ты что, сообразить не могла, что это детский конкурс, для малышей?

      Сообразить-то может я и могла. Только как было догадаться про другое крыло, если я впервые бродила по незнакомому зданию школы. Зато теперь стало понятно, что не давало мне покоя, когда я знакомилась. Очень странно было звать подростков на конкурс рисунков на асфальте. Но и поручение было дано без уточнений. Я его выполнила, отчиталась, и начальницу все устроило. В этот момент мне показалось, что Валька почувствовала свою вину.

      – Значит так. На первый раз спасу. С урока снимешь пятые классы. Они хоть не очень взрослые, но еще адекватные. Заставишь их преобразить этот позор в цветочки и кораблики.

      – А мелки у них есть? – уточнила я.

      – Мелки я у уродов отберу!

      Валька направилась в наш кабинет, и я засеменила за ней. Начало школьного дня неумолимо приближалось. Я глядела в окно и видела толпы, идущие в школу. Как от росписей парадного входа обалдевали учителя, смеялись детишки и возмущённо махали руками родители малышни.

      Дверь в кабинет распахнулась. На пороге показался здоровенный детина, похожий на орангутанга, с такими же огромными, длинными и неуклюжими руками.

      – Тебе чего, Сидоров? – спросила начальница.

      – У меня украли стул, – ответил он, и подошёл ко мне.

      Валентина Петровна сразу углубилась