Бойцы анархии. Сергей Зверев

и уволок их за плетень, где выгрузил в глубокую канаву.

      – Ну, что, чучело, прошел испытание болью? – ухмыльнулся я, возвращаясь в дом.

      – О, да, на мою долю выпало много испытаний, – огрызнулся коротышка.

      Абсолютно ничего в этот день не предвещало несчастья! Светило солнышко, дрейфовали перистые облачка. Я практически проснулся. Вернувшись в дом, допил из кувшина кислую клюквенную бражку – перекосило так, что в голове выстроился порядок. «Не пей! Еще утро!» – закричал поборник трезвости в голове. «Так еще и не самогон», – резонно отозвался «анонимный» алкоголик. Я перетряс посуду на холодной печи, выискивая что-нибудь съедобное. Нашел ржаную краюху, перенес на стол оцинкованный тазик, снял с него крышку, вооружился деревянной русской ложкой и с грустью уставился на содержимое. Занимательная, между прочим, диетология. Человечество, я так понимаю, делится на три категории: те, что ели черную икру, те, что не ели и вряд ли соберутся, и те, которые объелись черной икрой… Осетрина в Опричинке в отдельные месяцы случалась чуть не основным продуктом питания – причем не от хорошей жизни. Из осетрины делали котлеты, голубцы, а мой Степан однажды экспериментировал и соорудил из осетра вполне «жизнеспособный», величиной с кастрюлю пельмень.

      День, невзирая на утреннюю встряску, стартовал спокойно. Я извлек из бака разочаровавшегося в жизни кота, отнес в дом, погладил, накормил – то есть, в принципе, подружился с этим взъерошенным отщепенцем. Степан заявил, что в полночь у него свидание с берегиней, и если я не возражаю, он должен привести себя в порядок, то есть выглядеть на все сто. Я пожал плечами. Но когда он гремел тазиками в холодной бане, потом шарил по сусекам, ворча под нос: «Где моя рубашка от Валентино?», то невольно забеспокоился. Уж не хочет ли этот влюбленный идиот довести свои отношения с нематериальным объектом до полного логического маразма? Кто их знает, а вдруг девчонка будет не против? Степан – известный покоритель женских сердец и прочих органов. Я задумался. Можно усыпить бдительность Степана и проследить за его амурными похождениями. Но это будет не по-товарищески. Сам расскажет, если захочет. Угрозы для жизни берегини не представляют – если под их личиной не скрывается, конечно, кто-то другой…

      Но все взорвалось и рассыпалось! Около одиннадцати вечера (батарейка в часах пока не села) окрестности Опричинки огласил раскатистый гул. Ночное небо озарилось оранжевым свечением. В отдалении вспыхнула стрельба. Она нарастала, и в окошке, выходящем на север, забились огненные сполохи. Мы сидели в доме. Я раскладывал пасьянс в свете масляной лампы. Степан – помытый, в чистой жилетке из бычьей кожи, весь в предчувствиях «рокового» свидания под луной – отсчитывал минуты и гипнотизировал чучело ястребиной совы, набитое трухой и опилками (его он сам притащил в дом, уверяя, что при жизни сова была ведьмой, а теперь будет оберегом). Когда разразилось «ненастье», я бросил карты и метнулся к оконцу. Давно стемнело,