Бойцы анархии. Сергей Зверев

из горящей деревни (или сами пробились), и теперь их оттесняли в сторону болот – то есть прямо на нас. Погоня шла полукольцом, не оставляя беглецам шанса вырваться. И точка, к которой стремилась эта усеченная окружность, располагалась там, где была наша избушка!

      Степан очнулся, шустро пополз, отталкиваясь ножками от земли. Но мы уже не успевали. До отступающих автоматчиков оставалось метров семьдесят. Они потеряли еще двоих, у живых падала скорость. Их буквально расстреливали. Поднялись двое, побежали, согнувшись в три погибели. Их прикрывали несколько человек, заливая свинцом атакующих.

      – Степан, не шевелись… – прохрипел я. – Может, проскочат, не заметят…

      Идея была ошибочной. Первая «партия», уходящая от преследования, могла и не заметить, но те, что шли за ними густой цепью, не заметить не могли. Убьют – кто будет разбираться? Да и Степан не вник моему дурному приказу и пустился наутек – к избушке. Скрипнув зубами, я подхватил лук и пустился за ним. «Ружье оставил!» – пронзила запоздалая мысль. Ладно, толку с этой допотопной двустволки…

      – Любомир, здесь кто-то есть! – грохнул за спиной резкий бас.

      – Не стреляйте!!! – завопил я. – Мы здесь живем!!!

      – Не стрелять! – рыкнул голос, показавшийся мне знакомым. – По тем стреляйте, идиоты!

      – Тупак, Онуфрий, прикройте! – забился в тремоло звонкий девичий голос. – Именем Любомира, вы должны это сделать!

      Двое послушно откололись от бегущей группы, и тут же загавкал ручной пулемет Калашникова. Атакующие распались, атака захлебнулась. «Какая покорность и самоотверженность, – мелькнула мысль. – Ведь знают, что на смерть остались…» А я уже продрался сквозь колосья бурьяна, перелез через плетень, протопал по дорожке мимо западной стены нашей хатки и вывалился во двор. Бежать в избу и запираться, похоже, смысла не было. Коротышка учащенно дышал за спиной, захлебывался. Худо дело: стрелка тахометра в красной зоне…

      – Все, Михаил Андреевич, не могу больше…

      – К сортиру!

      Я схватил его за шиворот. Мы добежали до середины двора. Пулеметчик на поле еще не отстрелялся, сдерживал атаку.

      В спину прогремело: «Стоять!» – и пули из компактного пистолета-пулемета пропороли землю под ногами.

      Стоило поумерить прыть. Мы были как на ладони, можно не целиться, чтобы в нас попасть. Я схватил разогнавшегося коротышку, вскинул свободную руку – дескать, сдаемся, рады гостям. К нам бежали шестеро – все, кто уцелел в жаркой схватке. Луна в эту ночь выдалась знатная, размытый свет очерчивал фигуры. Женщина – стройная, вся в блестящем, обтянутая, с развевающимися волосами – валькирия какая-то… Шестеро мужиков – крепко сбитые, одеты кто во что, увешаны автоматами. Яркий свет ударил в лицо.

      – А это что за лешак? – выкрикнула девка.

      Я хотел возразить, что сама она кикимора, но память напомнила, что я четыре месяца не брился и год не стригся, выгляжу как типичный лесовик, и промолчал.

      – Местный, говоришь? – с бархатными