Всего один шаг. Павел Комарницкий

поражатель – гравибой расплющил бы в блин и стоявшую рядом машину. Но вместо того, чтобы разлететься на куски белого мяса и металлокерамических костей, Иварс превращается во вспышку ослепительного огня. Последнее, что я успеваю понять гаснущим сознанием – в нём бомба…

* * *

      Размытые цветные пятна танцуют свой таинственный танец, исполненный скрытого смысла…

      Скрытого? Нет, на сей раз смысл открыт и ясен, как надпись на заборе: «ДУРАК».

      – Имеет место факт. – раздаётся голос свыше.

      Я открываю глаза. В голове стоит лёгкий звон, и размытые цветные пятна не торопятся покидать пределы моего поля зрения. Всё тело ноет, как будто меня избили палками.

      Я лежу в громадной ванне, до боли знакомая крышечка нависает надо мной. Справа и слева стоят Аина и мама Маша. Ангельские лики плохо приспособлены для выражения отрицательных эмоций, но сейчас им это удаётся. Про глаза я уже молчу – взгляд Аины напоминает взгляд разъярённой кошки, а в глаза мамы Маши сейчас вообще лучше не смотреть. Одного взгляда в эти глаза хватит, чтобы даже самый матёрый эсэсовец немедленно застрелился от стыда.

      – Как себя чувствует наш пациент? – роскошное бархатное контральто. Тон также не вызывает никаких ненужных иллюзий – таким тоном разговаривают с даунами среднего уровня развития, пытаясь получить от них вразумительный ответ.

      – Плохо… – честно признаюсь я. Стыдно… Ой, как стыдно…

      – Ничего, Рома, главное уцелело, – мама Маша взглядом указывает на мой низ живота. – А голова, это совершеннейшие пустяки.

      – Не скажи, Мауна, – подаёт голос Аина. – Голова ему нужна для смещения центра тяжести тела.

      Они обе смотрят на меня, и я жутко жалею, что не могу всосаться в дно ванны витализатора, подобно отросткам-манипуляторам.

      – А ещё он в неё ест, – вбивает последний гвоздь Аина.

      Мама Маша вздыхает.

      – Ладно, Рома. Если хочешь, можешь ещё полежать. И вообще оставаться в витализаторе до момента отправки. Тут ты в безопасности, по крайней мере.

      – Определённо, – подтверждает Аина. – Во всяком случае, я лежачих больных не трогаю.

      Мама Маша направляется к выходу.

      – Разбирайся с ним сама, Аина. У меня полно работы.

      «И спасибо тебе от Уэфа, Рома. Ты здорово помог!»

      Стыдно… Ой, как стыдно…

      Моя наставница, наскучив созерцанием лежачего бедолаги, вздыхает.

      – Ладно, напарничек. Я обещала твоей Иолле, что ни одно перо с тебя не упадёт, и я выполню своё обещание. Как бы ни хотелось мне лично выдрать тебе пёрышки. Вылезай уже!

      Я выбираюсь из витализатора, держась за край. Всё-таки мне здорово досталось, похоже…

      – Твоя контузия – моя последняя надежда, коллега. А вдруг ты всё-таки поумнеешь? Ведь случаются же в жизни чудеса, верно?

      Случаются… Но только не такие…

      Аина фыркает смехом, и я робко смотрю на неё – смех обычно добрит человека, ангела тем более…

      «Даже не надейся» – улавливает она мою мысль. – «Пойдём ко мне, продолжим беседу»

      Я