Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец. Виктор Поротников

и спросить его напрямик, получал ли он грамоты от суздальского князя, – сказал Василий. Ему самому не верилось в это.

      Бояре зароптали. Их гневные взгляды устремились к тысяцкому, мол, кого ты позвал на такое дело!

      Ядрей постарался исправить положение.

      – Неопытен ты, Вася, в государственных делах, поэтому и молвишь ерунду, – заговорил он, придав своему лицу добродушное выражение. – И в людях ты еще не научился разбираться. Обманет тебя посадник и глазом не моргнет. Не пойман – не вор. Не хочешь двор посадника поджигать – не надо, не желаешь кровью пачкаться – изволь. Дам тебе иное поручение. Сделаешь?

      – Что за поручение? – насторожился Василий.

      – Пригласишь к себе в гости корабельщика Гремислава и угостишь его медом хмельным, но перед этим подмешаешь в питье порошок, какой я тебе дам. Захворает Гремислав не сразу, а на третий день. Так что подозрений на тебе не будет. Не любит Гремислава князь Святослав за речи его дерзкие. Да и тебе, Вася, Гремислав успел насолить, выступив против тебя в Никольской братчине. Обид прощать нельзя!

      – Не гожусь я на такое дело, – промолвил Василий и поднялся со стула.

      Бояре опять зароптали.

      Тысяцкий заволновался:

      – Экий ты щепетильный, Васенька. Никак тебе не угодишь! Куда ты собрался? Посидел бы еще. Не все еще сказано.

      – С меня довольно услышанного, – возразил Василий, явно собираясь уходить. – Не обессудь, воевода. Не хочу греха на душу брать. Прощай!

      – Ты и так в грехах по уши, дурень! – сердито воскликнул Ядрей.

      Василий обернулся на этот окрик уже у самой двери.

      – Те грехи по молодости были, воевода. Без умысла я тогда грешил. И каюсь ныне за прошлое свое.

      Выйдя из горенки, Василий решительно захлопнул дверь. Зачем он только пришел сюда! Спускаясь вниз по ступенькам к выходу из терема, Василий слышал, как бояре гневными голосами ругают тысяцкого, костят почем зря и самого Василия. «Экую овечку из себя строит! Будто не проливал он кровь человеческую!»

      На темной улице обуяла сердце молодецкое грусть-тоска, словно оказался Василий один-одинешенек на всем белом свете.

      В майском небе перемигивались далекие звезды, холодные и безучастные ко всяким людским делам. Тишина окутывала все вокруг, лишь скрипнула где-то в отдалении калитка да взлаял потревоженный кем-то пес на соседней улице.

      Василий понуро брел по дощатой мостовой вдоль высокого тына. Он, похоже, и впрямь не умеет разбираться в людях. Что-то недоглядел он в Святославе и в тысяцком тоже. А может, Святославу невдомек, что тысяцкий такие злодейства ради него замышляет? Надо будет еще раз потолковать с князем, неужто он одобрит смертоубийство и поджоги домов!

      Свернув в переулок, Василий зашагал быстрее. Быстрее завертелись и мысли у него в голове.

      «Верно молвил Потаня о Святославе. И свеж и гож наружно Ольгович, однако новгородцам он не люб! Натерпелись они, видать, от него несправедливостей. По всему выходит, в Новгороде у Святослава недругов больше, чем друзей».

      Сзади