Донос мертвеца. Александр Прозоров

и лучнице, одеть местные валенки.

      – Вот именно, – поежилась Юля. – Холодно, голодно, повыть охота. У-у-у.

      – Ну так поешь, чего скулить-то? – не выдержал Росин. – Каша на всех сварена.

      – Не-а. Меня тут и без вас один тип покормить должен, – она перевернулась на спину зажмурилась и негромко запела:

      Шумел камы-ы-ыш, деревья гну-у-улись,

      И ночка ту-у-умная была.

      Одна возлу-у-у-убленная пара

      Всю ночь гуляла до у-у-у-у-тра.

      – Ты в ритм не попадаешь, – любезно сообщила певица.

      – Ну и что? Зато громко, – и Юля продолжила:

      Шумел камы-ы-ыш, деревья гну-у-улись,

      И ночка ту-у-умная была.

      Одна возлу-у-у-убленная пара

      Всю ночь гуляла до у-у-у-у-тра.

      – Поела бы ты, Юленька, – попросил Игорь Картышев.

      – Если честный, сам принесет, – улыбнулась девушка:

      Шумел камы-ы-ыш, деревья гну-у-улись,

      И ночка ту-у-умная была.

      Одна возлу-у-у-убленная пара

      Всю ночь гуляла до у-у-у-у-тра.

      – А поутру они вставали! – не выдержав глумления над музыкой, продолжила Инга. – Кругом примятая трава. Да не одна трава примята, помята молодость моя!

      От природы могучий, да еще хорошо поставленный в училище имени Гнесина голос в вечерней тишине прозвучал так, что казалось, разверзлась небо и на воинский лагерь обрушился глас небесный, мелко задрожали сосны и закружился в морозном воздухе невесть откуда посыпавшийся снег.

      – Класс, – удовлетворенно кивнула лучница. – Твоим голосом, Инга, горные породы дробить можно.

      – Голос как голос, – обиженно пожала плечами певица. – Ни один нормальный профессионал, между прочим, в микрофон не поет. Нет еще в мира зала, который не перекрывал бы обычный человеческий голос.

      – Сейчас – это точно, – с изрядной долей ехидства согласилась Юля. – О, и вправду идет!

      Побежденный в соревновании боярин, смущенно приглаживая рыжие кудри левой рукой, в правой нес большой ломоть хлеба с разложенной на нем снедью – похоже, мелко нарубленным мясом. Ноздреватая хлебная мякоть пропиталась мясным соком почти насквозь, и издавала соблазнительный запах богатого застолья.

      – Я, пожалуй, вылезу, – решилась Юля, сглотнув слюну.

      – Вот, боярыня, – воин протянул ей угощение. – Готовить сегодня все равно уже темно.

      – Ничего, поход длинный, – «утешила» его лучница и принялась за трапезу.

      Правда, ела она не мясо с хлеба, как все воины, а хлеб вместе с мясом, чем опять смутила боярина – но тому отступать было некуда, и он, немного выждав, пригладил русую курчавую бороду, пощипал себя за усы и спросил:

      – А муж-то твой кто?

      – Муж, – чуть не подавилась лучница. – С чего ты взял, что я замужем?

      – Так, – окончательно запутался боярин, – годов тебе, поди, уже двадцатый. В поход пошла. Не одна же?!

      – Слыхала, Инга? – обрадовалась девушка. – Двадцатый, говорят, пошел. Бяда.

      В двадцать лет она еще только бросила сборную, порвав с большим спортом раз и навсегда