Медичийские звезды. Анита Польваре

особенно, когда волновался. Улыбка выдавала в музыканте человека открытого и импульсивного – он всегда смотрел собеседнику прямо в глаза.

      Было уже светло, но не солнечно. Небо затянуло тучами. По улицам и закоулкам в сторону Campo dei Fiori тянулись ручейки людей, кто шел в одиночку, кто с детьми. Горожанам площадь была хорошо знакома публичными спектаклями сожжения еретиков, ведьм и прочих отступников веры. Он старался не смотреть по сторонам, но до его уха уже доносились выкрики и смешки в адрес сегодняшних жертв, что вызывало в груди жгучее ощущение боли. Почти бегом он добрался до Тибра в районе моста Sant Angelo. На мосту, вдоль набережной и прилегающих дорог стояли копейщики и гренадеры. Подступиться близко оказалось невозможно. Тибр хлёстко дунул в лицо порывом ледяного ветра, едва не сорвав шляпу.

      Вскоре из ворот Castel Sant Angelo выехали четыре роскошные кареты, у двух из которых имелись задернутые плотной тканью окна. Чуть позже, в сопровождении солдат в миланских латах, вывели четырех женщин в длинных балахонах из грубой серой ткани с большими капюшонами, накинутыми на головы. Связанные по рукам и друг с другом, они, обессиленные долгими пытками и голодом, едва переставляли босые ноги, еле удерживая тела, чтобы не свалиться на дорогу от порывов ветра.

      – Странно, уже в серу переодели, – проскрипел кто-то над ухом Дионизио.

      То была дряхлая старуха с черными растрепанными волосами, трепыхавшимися на ветру из-под ветхого черного платка с неопределенным выцветшим рисунком, в длинной черной юбке и странной, разъеденной временем палкой в руке. Глаза старухи смотрели пусто и невидяще.

      – Почему в серу? – недоуменно спросил Дионизио каким-то хриплым, не своим голосом.

      – Как почему? Ясно ж почему! Чтобы точно сгорели. Их на площади должны переодевать! Прилюдно. Порядок таков. А они, ведьмучки, уже в сере. Все не так стали делать! – потрясая палкой, скрипела старая карга. – И на телеге должны везти, а не пехом идти!

      «Сама ведьма», – чуть было не выругался вслух Дионизио. Порыв ветра с реки вновь обдал лицо холодом. «Боже! Как скот ведут на убой!» Он всматривался в каждую из девушек, пытаясь поймать их лица, цвет волос. «Анна? Где ты? Подними голову! Почувствуй меня! Я здесь!» Увы, капюшоны были слишком велики, а головы понуры. Все четверо приговоренные выглядели одинаково истощенными и обессиленными, и понять, кто из этих женщин есть кто, делалось практически невозможным.

      Процессия медленно продвигалась к основному месту событий. По мере приближения толпа становилась плотнее. Дионизио поразило, что практически каждый на пути процессии так или иначе пытался уязвить одну или нескольких из жертв. Бросали овощи, грязь, плевали. Музыкант замер. Боже! Точно так же и Он шел сквозь строй такой же ненавидящей и жестокой толпы. Ради кого? Цепь нелюдей, кривящих гнилые рты и щурящих больные гноящиеся глаза… Ради них Всевышний отдал своего Сына?

      Какой-то