Двойники. Ярослав Веров

всё? – удивился Григорий.

      – То-то и оно, что всё. Что-то этот Веров крутит, не договаривает. А вот что?..

      – Послушай, Кирилл, – вспомнил Григорий, – а что в твоем мире, нет Верова? Хорошо, кабы был. По крайней мере, хоть какая-то тенденция, закономерность. По крайней мере, было бы на кого спихнуть наши проблемы, от кого требовать ответов.

      – Нет, мужики, не было. В моем мире – Железный Грон.

      – А как там наш железный ДРОН? – Марк в очередной раз совершил экскурс к рентгеновской установке, повозился, пощелкал.

      Вернувшись, спросил:

      – Я вот что хочу услышать от тебя, Гриша. Кто таков был этот твой ночной Символист? А?

      – Так ото ж, – ответил Григорий.

      – Ну, кто он такой? По твоему рассказу выходит, что и не человек вовсе. А может быть, псих?

      – Не знаю.

      – Не знаешь? К тебе ночью вваливается незнакомый тип, ты его чаем поишь. Он предметы интерьера ворует, небылицы рассказывает. Лучше бы тебе знать, мужик, поверь мне.

      – М-да… Неприятная история. Я ведь за двойника своего не отвечаю.

      – Стой, Грегуар, всё это я уже усек. Другое непонятно – на кой хрен твоему Символисту эта ночная ахинея, весь этот балаган?

      – Черт его знает, – буркнул Григорий.

      – Твоего Пимского чуть ли до утра мурыжил…

      – Ну как же, – произнес Кирилл. – Хотел его бессмертную душу.

      – Тьфу на тебя! Ладно, замнем. Так говоришь, не знаешь Символиста? И Пимский не знает? Дерьмо какое-то.

      – В нашем мире я читал в самиздате «Символист и Луна», «Мироздание и честный Символист». Да и Пимский думал, что где-то когда-то они встречались. В самом деле, именно так и полагал. А потом стал припоминать – где? Вспоминал и не вспомнил… Как бы тебе… Вот ты разговариваешь с человеком и знаешь наверняка, что с ним знаком. А потом понимаешь: нет, и близко не знаком. И вообще, он наутро ничего не помнил. Это я помнил, а он – нет. И теперь лишь что-то смутно припоминает.

      – Плохо дело, брат, – пробормотал Марк Самохвалов. – Плохо. То, что кончается хорошо или никак, или плохо-но-не-совсем, я всегда понимаю очень четко, у меня, знаешь ли, наследственная интуиция. А вот такое… Ладно, вот Иван Разбой, как с ним быть?

      – Было бы о ком говорить. Нам еще его проблем не хватало. Случай, на мой взгляд, клинический. Я уже уяснил, что оттуда нашу реальность он воспринимает исключительно как сон, а здесь, почему-то, не может отрешиться от этого ощущения сна. Ну а как выйдет из этого состояния – ничего не помнит. Если бы не странные взгляды коллег, до сих пор бы считал, что ничего особого с ним не происходит.

      Дверь распахнулась, и на пороге возник Иван Разбой. По тому, как он замер и стал дико озираться по сторонам, было ясно: снова тот самый случай. Григорий подмигнул сотоварищам и начал в своей манере:

      – Ввожу в курс дела. Это – Кирилл Белозёров. Я…

      Но Разбой не стал слушать. Он бросился к Григорию и схватил того за руки.

      – Пимский! Так ты жив-здоров! Слава богу! Ну и переполох ты всем устроил!

      Григорий