Кипарисовый ларец. Иннокентий Анненский

ручкой ручку белую

      Малютка отряхнет:

      «Чуть ямочку проделаю,

      Ее и заметет…

      Противные, упрямые!»

      – Молчи, малютка дочь,

      Коль неприятны ямы им,

      Мы стебельки им прочь.

      Вот видишь ли: все к лучшему —

      Дитя, развеселись,

      По холмику зыбучему

      Две звездочки зажглись.

      Мохнатые, шафранные

      Звездинки из цветов…

      Ну вот, моя желанная,

      И садик твой готов.

      Отпрыгаются ноженьки,

      Весь высыплется смех,

      А ночь придет – у Боженьки

      Постельки есть для всех…

      Заснешь ты, ангел-девочка,

      В пуху, на локотке…

      А желтых два обсевочка

      Распластаны в песке.

      9. Старая шарманка

      Небо нас совсем свело с ума:

      То огнем, то снегом нас слепило,

      И, ощерясь, зверем отступила

      За апрель упрямая зима.

      Чуть на миг сомлеет в забытьи —

      Уж опять на брови шлем надвинут,

      И под наст ушедшие ручьи,

      Не допев, умолкнут и застынут.

      Но забыто прошлое давно,

      Шумен сад, а камень бел и гулок,

      И глядит раскрытое окно,

      Как трава одела закоулок.

      Лишь шарманку старую знобит,

      И она в закатном мленьи мая

      Все никак смелет злых обид,

      Цепкий вал кружа и нажимая.

      И никак, цепляясь, не поймет

      Этот вал, что не к чему работа,

      Что обида старости растет

      На шипах от муки поворота.

      Но когда б и понял старый вал,

      Что такая им с шарманкой участь,

      Разве б петь, кружась, он перестал

      Оттого, что петь нельзя, не мучась?..

      10. Вербная неделя

      Вале Хмара-Барщевскому

      В желтый сумрак мертвого апреля,

      Попрощавшись с водною пустыней,

      Уплывала Вербная Неделя

      На последней, на погиблой снежной льдине.

      Уплывала в дымах благовонных,

      В замираньи звонов похоронных,

      От икон с глубокими глазами

      И от Лазарей, забытых в черной яме.

      Стал высоко белый месяц на ущербе,

      И за всех, чья жизнь невозвратима,

      Плыли жаркие слезы по вербе

      На румяные щеки херувима.

      Трилистник осенний

      11. Ты опять со мной

      Ты опять со мной, подруга осень,

      Но сквозь сеть нагих твоих ветвей

      Никогда бледней не стыла просинь,

      И снегов не помню я мертвей.

      Я твоих печальнее отребий

      И черней твоих не видел вод,

      На твоем линяло-ветхом небе

      Желтых туч томит меня развод.

      До конца все видеть, цепенея…

      О, как этот воздух странно нов…

      Знаешь что… я думал, что больнее

      Увидать пустыми тайны слов…

      12. Август

      Еще горят лучи под сводами дорог,

      Но там, между ветвей, все глуше и немее:

      Так