Пора, мой друг, пора. Василий П. Аксенов

мое имя.

      Он сел рядом со мной прямо на песок, вынул журнал, раскрыл его, но читать не стал, а спросил, вытягивая шею и глядя в сторону:

      – Ну, как успехи?

      – Восемнадцать, – ответил я и проследил направление его взгляда. На площадке стояли Таня в купальнике, Андрей в плавках, вокруг них бегал Павлик, они репетировали.

      – Что восемнадцать? – спросил Кянукук.

      – Ничего.

      Он захохотал.

      – В киоске купил? – спросил я и взял у него журнал.

      – Да, пришлось разориться, ничего не поделаешь, слежу за литературой авангарда, – быстро заговорил он. – Раньше я выписывал все журналы, абсолютно все. Даже, представь себе, «Старшину-сержанта» выписывал, представляешь? Сейчас не могу позволить, бензин на нуле. Ты знаешь, что такое бензин на нуле? Не то что совсем нет, а на два-три выхлопа осталось.

      Я открыл журнал и полюбовался на свою физиономию, а также полюбовался шрифтом: «Валентин Марвич. Три рассказа».

      – Ты для меня загадка, Кянукук, – сказал я.

      – Как ты меня назвал? – поразился он.

      – Это не я, а твои дружки, эти, с браслетками, так тебя назвали.

      Он опять захохотал.

      – Люблю московских ребят. Остроумные, черти! – сказал он. – С ними весело. Ведь как делается: я тебе кидаю хохму, ты ее принимаешь, обрабатываешь, бросаешь мне назад, я принимаю, об-ра-ба-ты-ваю – и снова пас тебе. И ведь так можно часами!

      – Послушай, сколько тебе лет? – спросил я его.

      – Двадцать пять.

      – Ты что, с луны свалился, что ли?

      – Да нет, я сам из Свердловска, – затараторил он. – Пережил…

      – Знаю, знаю. Пережил тринадцатидневную экономическую блокаду. Ты не болен, случайно?

      – Как тебе сказать? Организм, ха-ха, держится только на молоке. Молоко – это моя слабость. Ежедневно до десяти стаканов. Две у меня слабости…

      – Ну ладно, кончай! – грубо оборвал я его. – Меня ты можешь не развлекать, я развлекаюсь иначе. Скажи, специальность у тебя есть?

      – Вообще-то я радиотехник, – проговорил он, – но… Тут один пожилой человек обещал устроить корреспондентом на местное радио. Проникся он ко мне сочувствием, понимаешь ли, старик.

      – Чем же ты его купил? Своими хохмами?

      – Да нет, просто когда-то в юности он тоже был одинок, – печально ответил Кянукук.

      – А ты одинок?

      – Разумеется.

      – Родителей нет?

      – Есть, но…

      – А девушка?

      – Ха-ха-ха, девушка! Девушки приходят и уходят. Сам знаешь, старик!

      – Друзей нет?

      – Но… Понимаешь ли, старик…

      В это время послышался голос второго режиссера: «Внимание! Все по местам!» Массовка была уже расставлена, репетиция закончена, отовсюду к съемочной площадке бежали наши.

      – Потом поговорим, ладно? – сказал я.

      – Ага, – сказал Кянукук, во все же поплелся за мной.

      Он увидел Таню и долго безуспешно салютовал ей, она его