Трудовые Будни Великого Героя. Юрий Окунев

крокодила. Это длилось с минуту, но потом, тряхнув грязной головой, Драко попросил:

      – Ну, давайте дальше, посмотрим третью картину. Может, ещё какой шедевр откопали.

      Отец несколько нервно кивнул. Полотно упало и показалась моя комната, только уже без бумаг, которые хранились в моей комнате.

      И вот тут что-то изменилось. Глаза подозреваемого выпучились, и по телу прошла крупная дрожь.

      – Этого не может быть…

      – Чего не может быть? – заговорил отец. – Чего не может быть, говори!

      – Я её ещё не рисовал! Я только видел! – срываясь на крик, ответил художник. – Я только начал её продумывать… Как это? Сначала из пепла восстают картины, потом появляются те, которые ещё не нарисованы. Что это такое?!

      И он с мольбой уставился на нас.

      – Почему вы держите меня в казематах? Что я сделал? Мне так никто ничего и не сказал.

      Отец молчал. И я понял, что пора нарушить свою тишину.

      – Вы здесь, потому что подозреваетесь в убийстве.

      Тот вытаращил глаза и уронил челюсть. Потом у него подкосились ноги, и он снова съехал по стене на пол. Он не мог сказать ни слова. Он был в шоке, его трясло, лихорадило от услышанного. Он находился на грани безумия и панической атаки. Он не был рассчётливым убийцей или был слишком талантливым актёром. Конечно, после его картин можно поверить во что угодно, но нельзя же вмещать в себе столько талантов…

      Видя, как его трясёт, отец велел нам выйти, а сам остался. Мы сели за дверью, прислонившись спинами к камню стен.

      – То ли он ещё и актёр, то ли у него слишком нежная психика, – задумчиво произнёс Роше.

      – Я слышал о таком – творческие натуры иногда бывают слишком впечатлительными, – в тон ему ответил я. – Но его фраза «я только видел» мне показалась интересной.

      – Тебе вообще та картина очень интересна, – не скрывая ухмылки, ответил орк. – Но тут художника пропёрло – придумать реальную комнату и передать её с такой выразительностью…

      – Но он утверждает, что это не он… Чёрт, не знаю, что думать. Надеюсь, отец что-нибудь узнает и скажет.

      Мы замолчали, ожидая новых известий. В казематах было тихо. Иногда был слышен шорох, иногда – шаги охраны. Я считал секунды на вдохе, стараясь задержать дыхание на как можно более долгий период. Роше залез в свой мешок и перетирал в ступке какие-то травы – допрос допросом, а его лекарств ждут люди. Звякнуло стекло – орк начал смешивать снадобье прямо в пробирке: щепоть одной травы, листик другой, залить желтой жидкостью, пробормотать пару слов. Закрыть и потрясти. Послушать шипение, принюхаться.

      – Теперь только пчелку сюда – и можно назначать приём, – орк устало улыбнулся.

      Настоящий врачеватель – с чувством юмора даже на операции у огра в желудочно-кишечном тракте.

      Прошел где-то час, прежде чем отец вышел из камеры художника. В руках он держал прямоугольник, который оказался картиной. Свежей: было видно, как фон Прейс старается