Русский немец. Том 1. Команда вознесения. Генрих Эрлих

не столько на непонятного, но пренебрежительно звучащего «замухрышку», сколько на уподобление этому, черт подери, еврею. Сержант, спохватившись, засунул ложку за голенище сапога, одернул шинель, вытер тыльной стороной ладони губы. Губы по-прежнему блестели.

      – Битте, – повторил майор.

      – Kommen, – сказал сержант, откидывая полог палатки.

      «Dolmetscher[2], – сообразил Юрген, – так даже лучше, будет время подумать, прежде чем отвечать на вопросы».

      В палатке у дальней стены – походная кровать, аккуратно заправленная, справа – лежанка из еловых веток, на которых лежали тощий тюфяк и одеяло. От них исходила тошнотворная вонь, забивавшая запах веток. Небольшой раскладной стол, раскладной стул с брезентовым сиденьем и два чурбака, заменяющих табуретки. Майор показал на них рукой и подошел к стопе лежащих один на другом чемоданов с грубыми металлическими уголками. Сквозь прорехи грязно-коричневого дермантина просвечивала фанера, у ременных ручек с одной стороны были приделаны металлические ушки, замкнутые навесным замком, с другой – белели нанесенные мелом цифры. Майор выдернул чемодан с цифрой 2, поставил его на верх стопы, достал ключ, отомкнул замок, откинул крышку.

      Чемодан был забит картонными папками с тесемочным завязками. Когда майор, порывшись в чемодане, достал одну из них, Юрген углядел напечатанную надпись: «Личное дело. Хранить вечно». Еще что-то было написано от руки над тонкими горизонтальными линиями, этого Юрген уже не смог прочитать. Майор раскрыл папку, быстро проглядел лежавшие в ней бумаги, что-то написал, пристроив папку на чемодане. И лишь вновь заперев замок и положив ключи в карман, он оборотился, наконец, к Юргену.

      – Имя? – спросил он.

      – Юрген Вольф, – ответил Юрген.

      – Name? – одновременно с ним произнес сержант.

      «Черт подери! – воскликнул про себя Юрген. – Подумал, называется».

      Майор не заметил оплошности. Сержант же был занят вписыванием имени в протокол допроса.

      – Рядовой, – сказал майор.

      – Soldat? – сержант добавил вопросительной интонации.

      «Ein, zwei, drei», – отсчитал про себя Юрген и ответил:

      – Mannschaften.

      – Рядовой состав, – перевел сержант.

      Так дальше и протекал допрос.

      – Часть? – спросил майор.

      – Пятьсот семидесятый испытательный батальон, – не стал запираться Юрген.

      – Что такое испытательный?

      – Himmelfahrtskommando[3], – ответил Юрген и пояснил: – Strafbataillon.

      Тут майору даже перевода не потребовалось.

      – У вас тоже есть! – оживился он. – Состав? Проштрафившиеся военнослужащие?

      – Есть и такие. Я не такой. Я в тюрьме сидел. Рабочий.

      – Противник нацизма? – майор Яхвин все больше воодушевлялся. – Коммунист?

      Противник ли он нацизма? Юрген никогда не задумывался над этим. Вернее, он никогда не ставил перед собой этот вопрос в такой прямолинейной простоте. Да, он не заходился криками восторга на нацистских парадах, не вопил истошно «Хайль

2

Переводчик (нем.)

3

Команда вознесения, смертники (нем.)