Покаяние над пропастью. Флюр Галимов

приказу, расстреляю тебя безо всякого трибунала! – Копытов хорошо понимал: не заставит подчиниться – уронит авторитет перед солдатами. Потому так и вскипел. Салават тоже вышел из себя: обеими руками разорвав на груди тельняшку, уставился на Копытова с налившимися кровью глазами и грозно зарычал:

      – Думаешь, напугал?! На, стреляй!!!

      Копытов, не отводя от него горящего лютой злобой взгляда, процедил:

      – Не расстреляю, но под трибунал – обязательно пойдешь! – Резко повернувшись, он с силой ударил пленного прикладом по голове и скомандовал: – Швырните в пропасть!

      Солдаты поспешили сбросить дергающегося в предсмертных конвульсиях пленного со скалы. В этот момент послышались звуки выстрелов: их начал атаковать довольно большой отряд душманов.

      – Дождались, таки… – Старшина грязно выругался и стал отдавать приказ за приказом: – Занять позицию! Приготовиться к бою! Огонь!

      Мощный огонь вынудил душманов затаиться за камнями. Воспользовавшись краткой передышкой, Салават крикнул Копытову:

      – Старшина! Уводи группу, я прикрою!

      Копытов посмотрел на него с ненавистью и криво ухмыльнулся:

      – Слушайте мою команду: открываем по врагу дружный огонь и уходим! Байгазин, остаешься в прикрытии!

      После кратковременного обстрела душманов все, кроме Копытова, кто дружеским кивком, кто помахав рукой, попрощались с Салаватом и группа покинула позицию. Почуяв, что огонь противника ослаб, душманы зашевелились, громкими окриками подбадривая друг друга поднялись и пошли в атаку. Салават длинными очередями опустошил рожок, положил автомат рядом и начал метать гранаты. После взрывов быстренько схватив автомат, вставил новый рожок. Вдруг все перед ним вспыхнуло ярко-красным пламенем, мощная и горячая воздушная волна смахнула его с земли как пушинку и отбросила на голые камни.

      В сознании Салавата снова заметались мысли: «Считается ли мое участие в афганском кровопролитии убийством? Нарушал ли я божественную заповедь «Не убий!», или нет?..

      А ведь в детстве я был чист и безгрешен… Всевышний, молю, прости мне грехи мои тяжкие!»

      Из закрытых глаз Салавата текли слезы.

* * *

      На четвертый день подготовки к посвящению вновь пришлось весь день носиться с привычными для предпринимателя хлопотами.

      Вернувшись домой лишь после девяти вечера, Салават быстро умылся и встал под канал. Сегодня над ним снова долго работали, заставив держать правую руку наполовину приподнятой. Рука порядком устала, но он терпел, понимая, что таким образом его очищают.

      Вот он начал непроизвольно делать различные движения. Сегодняшние упражнения немного отличались от вчерашних. Обе руки сами собой завертелись с быстротой пропеллера. Время от времени в зажмуренные глаза бил свет, как от электросварки. В какой-то миг промелькнула бабушка Гульфариза. Потом снова пронеслись перед глазами события, связанные с Афганистаном.

      …Салават очнулся в вертолете. Присмотревшись, увидел: руки и ноги как кровавое месиво – сломанная кость правого бедра прорвала не только плоть