Кутузов. Леонтий Раковский

очнулся от своей дремоты, с неожиданной легкостью вскочил на ноги и кинулся в калитку.

      Кутузов уже подъехал к решетчатым дверям, когда перед ним вырос второй черный евнух, – видимо, какой-то старший: у него на голове вместо тюрбана торчала шапка, похожая на бутыль.

      – Кто едет? – свирепо вращая белками, закричал евнух, загораживая собою дверь.

      – Посол императрицы Российской, принесший оттоманам мир! – невозмутимо ответил Кутузов.

      Бин-баши, которому, вероятно, было приказано вообще ни в чем не перечить послу и который видел, с какими почестями встречал русского генерала сам султан, закричал что-то. Евнух продолжал стоять на месте.

      – Если ты въедешь в сад, солнце падишаха перестанет освещать мою голову! – в отчаянии завопил он, видя, что Кутузов не намерен отступать.

      – Что он говорит? – обернулся к Пизани Михаил Илларионович.

      – Султан казнит его, если мы въедем в сад!

      – Скажи ему: не казнит, а наградит. Он впускает в сад посла монархии, перед которой ничто не вянет, а все цветет!

      Кутузов вынул из кармана горсть рублей и щедро сыпнул их на землю. Евнух кинулся собирать рублевики. Кутузов, Резвой и Пизани въехали через широкую калитку в этот запретный сад. Бин-баши не посмел следовать за ними.

      Они ехали по прекрасной аллее из кипарисов.

      Сад был великолепен, но Кутузова он не интересовал: Михаил Илларионович смотрел, где же гуляют султанские жены, одалиски.

      Он в нетерпении пришпорил коня.

      Впереди на широкой лужайке серебрился большой фонтан, обсаженный розами и миртом. У фонтана сидели и стояли женщины.

      Услышав топот коней, женщины не испугались, не стали убегать, а с любопытством, во все глаза, смотрели на скачущих к ним всадников.

      Одалиски не успели или не очень старались закрыть ясмаком лица. Тут были худенькие и полные, голубоглазые и черноокие, с волосами светлыми, как лен, и черными, как смола.

      Одна из одалисок в желтом платье – любимый цвет турчанок – сидела в центре группы. Толстые черные косы падали на ее высокую грудь. Как гранат, горели губы. По ее манере держаться, по тому, как к ней жались остальные, можно было предположить, что это – первая, любимейшая из всех.

      – Николай Антонович! – крикнул Кутузов. – Скажите им – пусть не боятся!

      Но одалиски и не думали бояться. Не было глаз, которые бы не улыбались кокетливо или лукаво, глядя на незнакомых «франков». И видимо, никого из женщин не оскорбило это неожиданное, незаконное, дерзкое вторжение.

      – Скажите им, что они прелестны, как розы, как гурии пророка! – обратился к Пизани Михаил Илларионович, подъехав к фонтану. – И что императрица Екатерина Вторая, которая царствует в России, прислала подарки им, самым прелестным девушкам земли. Не жалейте слов. Разукрасьте по-восточному: ещё не родилась женщина, которая не любила бы комплиментов!

      Пизани говорил. Одалиски улыбались, перешептывались между собою: в их монотонную, скучную жизнь ворвалось что-то необычайное, сказочное.

      – А