Кутузов. Леонтий Раковский

люблю зрелища! – говорила возбужденная общим весельем Катя.

      Они протискались сквозь текучую, праздную праздничную толпу. Над их ушами кричали продавцы калачей, пышек, ароматного имбирного сбитня, меда, кваса. Во всю мочь дудели, свистели продавцы глиняных лошадок и деревянных свистулек. Тянули за рукав к своим ларькам торговцы конфет, пряников, орехов, царьградских стручков.

      Но Катя устремлялась все дальше, к балаганам, к ледяной горе, возвышающейся над всем широким лугом.

      Вот наконец первый балаган с красным кумачовым занавесом. И перед балаганом, на шатком дощатом балкончике, – дед-зазывала.

      Он в сером кафтане, подпоясанном зеленым ямщичьим кушаком, в громадных лаптях, в лохматой, волчьего меха, шапке, обшитой красной тесьмой. У него длинная льняная бородища и озорные голубые глаза.

      Дед-зазывала весело, молодым, двадцатилетним голосом кричит:

      Эх, для ваших для карманов

      Сколь понастроено балаганов,

      Каруселей да качелей

      Для праздничных веселий!

      А ну, шевелись, веселись,

      У кого денежки завелись!

      – Заглянем к нему в балаган? – спросил Кутузов.

      – Нет, у них самое интересное на виду, а не внутри. Мы походим, послушаем. Так будет разнообразнее и веселее, – ответила Катя, и они пошли дальше.

      Возле следующего балагана такой же разбитной дед потешал, зазывал, но по-иному:

      Задумал я жениться,

      Не было где деньгами разжиться,

      У меня семь дураков —

      Медных пятаков

      Лежат под кокорою…

      Сам не ведаю под которою…

      Катя шла не останавливаясь.

      – Подождем, послушаем, – предложил Михаил Илларионович.

      – А вы что, не собираетесь ли жениться? – лукаво взглянула на него Катя.

      – Собираюсь…

      – Пойдем, пойдем! У него женитьба невеселая. У невесты вон какое приданое, слышите?

      Они замедлили шаг. А дед под хохот толпы перечислял приданое своей невесты:

      Липовых два котла, да и те прогорели дотла,

      Сито с обечайкою да веник с шайкою,

      Чепчик печальной из материи мочальной,

      Кожаная самара[4] да рваных лаптей пара…

      – А ведь этот дед не без ехидства, – улыбнулся Кутузов, – Заметили, как он сказал: «чепчик печальной». Это ведь последняя парижская мода. Так и называется: «чепчик печальный».

      – Да. Есть еще чепчики «подавленных чувств» и «нескромных жалоб», – смеялась Катя. – Дед не отстает от века. Я ж говорила вам, что зазывалы интереснее прочего.

      – Когда моя бабушка выходила замуж в одиннадцать лет, ей в приданое дали куклу, – вспомнил Кутузов.

      Но Катя не поддержала разговора о свадьбе. Она была поглощена разворачивавшимся вокруг действием.

      На их пути встал со своим ящиком с картинками раешник. Он издалека приманивал:

      Подходи,

4

Самара – долгополая одежда.