Всему свое время. Анатолий Тимофеевич Репецкий

к нему нет у меня ничего, кроме благодарности.

      По веселому смеху собеседника Карони, (а это был он) догадался: всерьез в то, что беглец убит, никто в лагере не поверил. Вдобавок, теперь у него алиби на всю жизнь.

      После столь удачного побега Оболенцева у Макарова стало легче на душе. Вот и подвернулся его величество случай, не упустил его Сергей и свободен; хотя, если над всем этим задуматься всерьез, то можно догадаться, что это не просто случай, а, скорее всего, хорошо продуманная операция, оставившая в дураках все лагерное начальство. Ему тоже нужно ждать спокойно без паники и искать благоприятный момент. Поручик покидал пересылочный лагерь в приподнятом настроении.

      В этот же день его и шестерых заключенных, отобранных из общего числа по каким-то, никому неизвестным признакам, в закрытом фургоне отправили в каторжный рудник, затерянный среди крутых холмов Среднего Атласа. Во время их переезда из одного лагеря в другой, долгого из-за крайне плохой дороги, Владимир мог спокойно поразмышлять о недавнем событии. В том, что ротмистр Оболенцев, всего лишь несколько часов тому назад доказывающий поручику о бесполезности побега, бежал, не было ничего противоречивого. Твердо убежденный в правильности своей концепции о гибельности такого действия вначале, он ее изменил на сто восемьдесят градусов, как только увидел реальную возможность уйти совершенно безопасным образом. Макаров уверен: перемена каким-то образом связана с появлением в лагере нового действующего лица – человека в шляпе и с лицом наполовину закрытым шарфом. И начальник лагеря, и этот штатский упорно расспрашивали поручика о нем. Майор даже пообещал Владимиру, что если он проявит благоразумие, то его оставят до конца срока в пересылочном лагере.

      – Ты только расскажи, кто был этот, второй – останешься в этом лагере, заживешь здесь спокойной жизнью. Разве трудно мешки зашивать? В шахту не попадешь, да и выйти сможешь досрочно, если не по амнистии, то за примерное поведение. Ты ведь эти два месяца спал рядом с Оболенцевым, неужели он ничего тебе не рассказывал о своем подельнике, который помог ему бежать? Ты подумай хорошенько, помоги нам, а мы тебе!

      Но он не мог им помочь, да и не стал бы этого делать, даже если бы что-то знал. Зато теперь в его душе добавилось оптимизма, и с ним намного легче.

      В новый лагерь их привезли рано утром; несмотря на ранний час там уже начались повседневные работы, и на плацу было пусто. Почти полчаса они ожидали, когда к ним выйдет начальство, а пока что осматривали место, где каждому предстояло провести бесконечное число своих дней, отмеренных судом. Лагерь оказался намного больше прежнего пересылочного. Еще бы, в нем содержалось более пяти сотен заключенных; здесь и ограждение повыше и вышек с часовыми больше. Слева от площади десяток бараков, в центре несколько каменных зданий, выстроенных, как могло показаться даже неискушенному в архитектуре лицу, в восточном стиле – возле одного из них высится башня минарета. Справа, в глубине лагеря, распахнутые настежь ворота, их темные провалы ведут куда-то вглубь холмов; время