Гарики предпоследние. Штрихи к портрету (сборник). Игорь Губерман

и смелость

      родили много более чудес.

* * *

      Сценарист, режиссер и диспетчер,

      Бог жестокого полон азарта,

      и, лишь выдохшись, жизни под вечер,

      мы свободны, как битая карта.

* * *

      При Творце с его замашками,

      как бы милостив Он ни был,

      мир однажды вверх тормашками

      все равно взлетит на небо.

* * *

      Одни летят Венеру посмотреть,

      другие завтра с истиной сольются…

      На игры наши

      молча смотрит смерть

      и прочие летающие блюдца.

* * *

      Чувствую угрюмое томление,

      глядя, как устроен белый свет,

      ведь и мы – природное явление:

      чуть помельтешили – и привет.

* * *

      Мне любезен и близок порядок,

      чередующий пламя и лед:

      у души за подъемом – упадок,

      за последним упадком – полет.

* * *

      Киснет вялое жизни течение —

      смесь докуки, привычки и долга,

      но и смерть – не ахти приключение,

      ибо это всерьез и надолго.

      Птицу видно по полету, а скотину – по помету

      В череде огорчений и радостей

      дни земные ничуть не постылы,

      только вид человеческих слабостей

      отнимает последние силы.

* * *

      В духе есть соединенности,

      неразрывные в их парности, —

      как веселость одаренности

      и уныние бездарности.

* * *

      Крупного не жажду ничего,

      я земное мелкое творение,

      из явлений духа моего

      мне всего милей пищеварение.

* * *

      Так он мыслить умел глубоко,

      что от мудрой его правоты

      кисло в женской груди молоко

      и бумажные вяли цветы.

* * *

      Умом хотя совсем не Соломоны,

      однако же нисколько не калеки,

      балбесы, обормоты, охламоны —

      отменные бывают человеки.

* * *

      Шалопай, вертопрах и повеса,

      когда в игры уже отыграли,

      для утехи душевного беса

      учат юных уму и морали.

* * *

      Битвы и баталии мои

      спутаны концами и началами,

      самые жестокие бои

      были у меня с однополчанами.

* * *

      Клопы, тараканы и блохи —

      да будет их роль не забыта —

      свидетели нашей эпохи,

      участники нашего быта.

* * *

      Травя домашних насекомых,

      совсем не вредных и не злых,

      мы травим, в сущности, знакомых,

      соседей, близких и родных.

* * *

      Такой останется до смерти

      натура дикая моя,

      на симфоническом концерте —

      и то, бывало, пукал я.

* * *

      Рука фортуны загребает

      из неизведанных глубин,

      и в оголтелом разъебае

      вдруг объявляется раввин.

* * *

      Увы, но все учителя,

      чуть оказавшись возле кассы,

      выкидывают фортеля

      и сотворяют выкрутасы.

* * *

      Жар любви сменить морозами

      норовит