Гарики предпоследние. Штрихи к портрету (сборник). Игорь Губерман

жить себе помог

      и ясно это вижу с расстояния:

      я понял, ощутив, как одинок,

      пожизненность такого состояния.

* * *

      Весьма порой мешает мне уснуть

      волнующая, как ни поверни,

      открывшаяся мне внезапно суть

      какой-нибудь немыслимой херни.

* * *

      В душе моей многое стерто,

      а скепсис – остатки загваздал;

      я верю и в Бога, и в черта,

      но в черта – сильнее гораздо.

* * *

      Многих бед моих источник —

      наплевавший на мораль

      мой язык – болтун и склочник,

      обаяшка, змей и враль.

* * *

      Душа, когда она уже в полете

      и вся уже вперед обращена,

      вдруг чувствует тоску по бренной плоти

      и болью ностальгии смущена.

* * *

      Творцу живется вряд ли интересно,

      от нас Ему то муторно, то дурно;

      а боги древних греков, как известно, —

      те трахались и сами очень бурно.

* * *

      Творец отвел глаза напрасно,

      когда мы падали во тьму;

      что Бога нет, сегодня ясно

      и нам не меньше, чем Ему.

* * *

      Подрезая на корню

      жажду веры острую,

      порют мутную херню

      все Его апостолы.

* * *

      Уже не глупость, а кретинство —

      любое пылкое учение

      про гармоничное единство

      и лучезарное сплочение.

* * *

      Я слухом не ловлю,

      не вижу взглядом,

      но что-то существует с нами рядом,

      невнятицу мне в душу говоря

      словами из иного словаря.

* * *

      Время льется то жидко, то густо,

      то по горло, то ниже колен,

      а когда оно полностью пусто —

      наступает пора перемен.

* * *

      На вопрос мой даруя ответ,

      песня чья-то звучит надо мной,

      и опять проливается свет

      на изгаженный век наш чумной.

* * *

      Несчетных звезд у Бога россыпи

      и тьма кружащихся планет,

      и для двуногой мелкой особи

      душевных сил у Бога нет.

* * *

      Тоска моя не легче, но ясней:

      в душе иссяк терпения запас,

      трехмерность бытия обрыдла ей,

      и боль ее окутывает нас.

* * *

      Теперь, когда я крепко стар,

      от мира стенкой отгорожен,

      мне Божий глас народа стал

      докучлив и пустопорожен.

* * *

      Слушая полемик жаркий бред,

      я люблю накал предубеждения,

      ибо чем туманнее предмет,

      тем категоричнее суждения.

* * *

      Повсюду нынче злобой

      пахнет скверно,

      у Бога созревает новый план,

      Его ведь консультируют, наверно,

      Аттила, Чингисхан и Тамерлан.

* * *

      Заглядывая в канувшее прошлое,

      я радуюсь ему издалека:

      уже оно красивое, киношное,

      и даже театральное слегка.

* * *

      Нет, я не зябко и не скудно

      жил без единого кумира,

      но без него ужасно трудно

      во мгле безжалостного