Молодые и сильные выживут. Олег Дивов

десятерых в одиночку. Я едва успел. Конечно, попробую уговорить пойти со мной.

      – Счастливый, – вздохнул Родионов. – Ладно, я парням скажу, они рады будут. Мы все за нее очень переживали. Непростая ведь псина. Что за порода-то?

      – Помнишь рекламу «Педигри»? Самую первую?

      Несколько секунд Родионов сосредоточенно глядел куда-то в приборную доску.

      – Пора мне, – сказал он вдруг. – А то они волнуются.

      – Спасибо, что приехал, – кивнул Гош. – Всегда так?

      – Считай, что всегда, – уклончиво ответил Родионов.

      – Я хотел спросить… Чуть не забыл. На вашей заставе учет какой-нибудь ведется?

      – Кого? – хмуро спросил Родионов, думая о своем.

      – Прибывших.

      – Ага. С сегодняшнего дня прямо и начнем.

      Гош отпустил загривок Беллы, подошел вплотную к приземистому красному родстеру и сел на корточки рядом с открытым настежь окном, в котором угрюмо насупился Родионов.

      – В чем дело, старина? – спросил Гош негромко. – Я какую-то глупость сморозил?

      – Так что за порода? – поинтересовался Родионов, не поворачивая головы.

      – Бернская овчарка.

      Родионов уныло кивнул.

      – Ничего я не помню, Гош, – сказал он горько. – Ни-че-го-шень-ки. Я ж тебе сказал – полный идиот. Вот зачем у меня кольцо на пальце – это помню. А где она может быть сейчас…

      – А я не знаю, где мое кольцо, Рэдди.

      – У тебя, что, тоже?… – встрепенулся Родионов.

      – Я безумно гордился этим кольцом, – сказал Гош очень тихо. – Куда я его дел? Его могли снять с меня только с мертвого, понимаешь? Я не променял бы его даже на жизнь.

      – Ну что за глупости, старик… Кольцо – это символ, да… Но не до такой же степени.

      – До такой. Вот именно до такой. Рэдди, я проснулся тридцать пять дней назад. И каждый день я плачу, как ребенок, у которого пропала мама. А на прошлой неделе вспомнил, что у меня была жена, самая прекрасная женщина на свете. И поехал сюда. И теперь уже не знаю – может, не плакать больше? Может, сразу застрелиться?

      – Перестань, Гошка. Все плачут. Все хотят с собой покончить. Каждый. Каж-ж-дый. У нас вся застава по утрам ходит с красными мордами и друг на друга не смотрит. А мы-то проснулись кто в начале лета, а кто и весной… Некоторые помнят, что у них дети были… Ты, главное, ищи. Ты плачь и ищи. Мы все ищем. Каждый как может, так и ищет. Иначе нельзя. Иначе ведь никакого выхода, да?

      Белла ткнулась мокрым носом в дрожащую щеку Гоша и вздохнула.

      – А у нее вот мужика убили, наверное, прямо на глазах, – предположил Родионов.

      – Она собака, – помотал головой Гош. – Она умеет забывать.

      – Мы тоже.

      – Не так быстро. И потом, я не хочу забывать, понимаешь? Я фамилию свою забыл, я не помню, чем занимался, где жил – тоже не помню. Но любовь… Я не забуду. Ты не забудешь. Нам ведь тогда жить будет незачем, Рэдди. Окончательно незачем.

      – Вот поэтому и нужно искать, – сказал Родионов твердо. – Знаешь, Гош, мне действительно пора. То есть, я уже на подходе доложил, что все нормально, когда тебя увидел, но тем более