Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность. Пьер Бомарше

я же дал тебе рекомендацию в министерство и просил, чтобы тебе подыскали место.

      Фигаро. Я его и получил, ваше сиятельство, и моя признательность…

      Граф. Зови меня Линдором. Разве ты не видишь по этому моему маскараду, что я хочу остаться неузнанным?

      Фигаро. Я удаляюсь.

      Граф. Напротив. Я здесь кое-кого поджидаю, а два болтающих человека внушают меньше подозрений, чем один гуляющий. Итак, давай болтать. Какое же тебе предоставили место?

      Фигаро. Министр, приняв в соображение рекомендации вашего сиятельства, немедленно распорядился назначить меня аптекарским помощником.

      Граф. В какой-нибудь военный госпиталь?

      Фигаро. Нет, при андалусском конном заводе.

      Граф (со смехом). Для начала недурно!

      Фигаро. Место оказалось приличное: в моем ведении находились все перевязочные и лечебные средства, и я частенько продавал людям хорошие лошадиные снадобья…

      Граф. Которые убивали подданных короля!

      Фигаро. Увы! Всеисцеляющего средства не существует. Все-таки они иной раз помогали кое-кому из галисийцев, каталонцев, овернцев.

      Граф. Почему же ты ушел с должности?

      Фигаро. Я ушел? Она от меня ушла. На меня наговорили начальству.

      О зависть бледная с когтистыми руками…

      Граф. Помилосердствуй, помилосердствуй, друг мой! Неужели и ты сочиняешь стихи? Я видел, как ты, стоя на коленях, что-то царапал и ни свет ни заря распевал.

      Фигаро. В этом-то вся моя и беда, ваше сиятельство. Когда министру донесли, что я сочиняю любовные стишки, и, смею думать, довольно изящные, что я посылал загадки в газеты, что мои мадригалы ходят по рукам, словом, когда министр узнал, что мои сочинения с пылу, с жару попадают в печать, он взглянул на дело серьезно и распорядился отрешить меня от должности под тем предлогом, что любовь к изящной словесности несовместима с усердием к делам службы.

      Граф. Здраво рассудил! И ты не возразил ему на это…

      Фигаро. Я был счастлив тем, что обо мне забыли: по моему разумению, если начальник не делает нам зла, то это уже немалое благо.

      Граф. Ты чего-то не договариваешь. Помнится, когда ты служил у меня, ты был изрядным сорванцом…

      Фигаро. Ах, Боже мой, ваше сиятельство, у бедняка не должно быть ни единого недостатка – это общее мнение!

      Граф. Шалопаем, сумасбродом…

      Фигаро. Ежели принять в рассуждение все добродетели, которых требуют от слуги, то много ли, ваше сиятельство, найдется господ, достойных быть слугами?

      Граф (со смехом). Неглупо сказано. Так ты переехал сюда?

      Фигаро. Не сразу…

      Граф (прерывает его). Одну секунду… Мне показалось, что это она… Продолжай, я тебя слушаю.

      Фигаро. Я вернулся в Мадрид и решил еще раз блеснуть своими литературными способностями. Театр показался мне достойным поприщем…

      Граф. Боже милосердный!

      Во время следующей реплики Фигаро граф не сводит глаз с окна.

      Фигаро. Откровенно говоря, мне непонятно, почему я не имел большого успеха: ведь я наводнил партер прекрасными работниками, –