Кровь и пепел. Наталья Павлищева

возможность стать дубовой колодой так испугала мужиков, непонятно, но удирали они классно! Ломились через кусты, как два медведя! И наверняка унося полные штаны впечатлений.

      И только когда треск ломаемых кустов стал слышен далеко, я вдруг осознала, насколько испугана сама, села на траву и, закрыв лицо руками, попросту разревелась. Давненько со мной такого не бывало… Предыдущий раз я плакала в двадцатом веке во втором классе, когда мальчишки ушли без меня прыгать в сугроб с крыши гаража. Я тогда отправилась делать это сама и сломала ногу. Ревела не столько от боли, сколько с досады, что у всех получилось, а у меня нет. Правда, потом гордо демонстрировала свои костыли, в которых, если честно, не было никакой необходимости.

      Луша метнулась на берег, наспех натягивая рубаху, присела рядом:

      – А что ты им сказала, Насть? Чего они испугались?

      Мне вдруг стало смешно, действительно, чего испугались эти придурки, угрозы полуголой девчонки?

      – Что отобью то, чем детей делают…

      – Чего?!

      Мы сидели и смеялись, глядя друг на дружку, смеялись до слез, до икоты, истерически…

      – А еще… еще… я обещала… что превращу его… в дубовую колоду…

      – А ты можешь?! – испуганно ахнула Луша.

      Так… забываться нельзя. Не хватает, чтобы решила, что я умею такое.

      – Не больше, чем ты.

      – А чего же грозилась?

      – А что делать, ждать, пока изнасилуют?

      – Ой, – прижала руки к груди Лушка, видно, до конца осознав, какой угрозы нам только что удалось избежать.

      – Не рассказывай никому, не то позора не оберешься.

      – Конечно, что ты, стыдно же…

      Да, и в тринадцатом веке приходилось рассчитывать только на собственную находчивость.

      Когда возвращались обратно, я размышляла, не надо ли было применить пару приемчиков, чтобы несостоявшийся насильник оставил на берегу несколько зубов. Но вспомнила Лушкин испуг от угрозы превратить мужиков в дубовые колоды и решила, что вид голой девицы, демонстрирующей приемы карате, – это слишком. Слава богу, что не применила.

      Да, мать, тебе следить за собой и следить… Это не двадцать первый век и даже не двадцатый… Как бы не вытворить чего. Пожалуй, неизвестно еще кому сложнее – дурехе из тринадцатого века в двадцать первом или мне.

      Нам оставалось выйти на дорогу и там уже на солнышке досушить и переплести косы, как вдруг Лушка шарахнулась ко мне. Опять леший чудит? Нет, сестра кивком указала на куст, вернее под него. Оттуда торчала чья-то нога.

      – Эй…

      Я уже сообразила, что Лушка зовет зря, мужик не спал, здесь явно криминал, потому что ступня неестественно выгнута. Так и оказалось, мало того, там нашелся и еще один. У обоих головы проломлены чем-то тяжелым, в темных глазах застыл ужас и непонимание. Оба убитых почти голые. И тут до меня дошло: у длинного лжекупца рукава богатой рубахи куда короче рук. Конечно, просто одежда была не его!

      – Лушка, это те двое их убили…

      – Кто?

      – Ну, те из ворот… которые нас…

      – Ой,