Имею право сходить налево. Григорий Славин

к примеру, понятия не имею.

      – Но мы отвлеклись, – сменил тему старичок. – Пойдемте за столик. Там и закончим наш разговор.

      Как я снова оказался на стуле, не помню. В себя пришел только тогда, когда услышал голос Антоныча.

      – Что будет с тем человеком?..

      – С Архиповым?.. – старичок махнул рукой. – Его сожгут. Если пепел настаивать в воде неделю, получится замечательная подкормка. Главное, сливать прямо под корень.

      – Ты больной сукин сын…

      – Мы это уже обсудили, – отрезал старичок. – Перейдем к делу.

      – Да поскорей, – хрипло добавил Гера. – Пусть гортензии в твоем доме приживутся, а все остальное вокруг передохнет.

      – Вы думаете, я вас убью? – спросил старичок. – Прямо сейчас? – он засмеялся дребезжащим смехом. – Какие глупости. Я деловой человек. Волю эмоциям не даю, как вы уже заметили. Заметили?

      – Заметили, – бросил Антоныч. – Что дальше?

      – А дальше, засранец, ты и твоя свора на меня немножко поработаете. Если откажетесь, то окажетесь у меня на участке, в мешках. Из этих мешков садовник будет брать понемногу, совочком… Кстати, садовник, кажется, тоже что-то замышляет, – он отвлекся и повернулся к одному из холуев. – Вы уж проверьте, замышляет или нет. Буду рад, если мои подозрения окажутся беспочвенными.

      Холуй кивнул.

      – И вас назначили префектом? – приглушенно спросил Гриша.

      – Вы перестаете мне нравиться. Чувство справедливости вас портит – вот что я скажу.

      Он поднял руку и щелкнул пальцами. И холуй тотчас передал ему тонкую папочку. Не знаю, откуда он ее вынул. Может быть, из кармана брюк.

      – Вы знаете, что это такое? – он бросил папку, и фотографии, рассыпавшись, покрыли весь стол.

      Я раскрыл корочки и собрал фото в стопку.

      – Это Энди Уорхол.

      Старичок улыбнулся мне как сыну.

      – Ты хороший мальчик. Ты мне нравишься.

      Это самое большое достижение за сегодняшний день. Я понравился пожилому сумасшедшему садисту-извращенцу.

      – Одна из самых дорогих коллекций картин основоположника поп-арта Энди Уорхола была похищена в сентябре прошлого года. Из дома одного бизнесмена, имя которого вам знать ни к чему, какой-то подонок, имя которого я вам назову, вынес одиннадцать полотен на шелке, – старичок закряхтел. – Вот так вот повесишь картинку на стену, а сволочь приблудная придет и сымет… За информацию о местонахождении картин даже цену назначили – мильен долларов. Но что мильен, когда сами картинки стоят одиннадцать… А через пяток лет еще дороже станут. И вот надо же так случиться, что я знаю, где эти картинки.

      – На фантики похожи, – Гера стиснул зубы.

      Крутанув шеей, старичок снова оскалился. Он так улыбался. У моего соседа есть ротвейлер. Когда он меня видит – ротвейлер, – то поднимает верхнюю губу, глаза же продолжают оставаться стеклянными. Сосед говорит, что ротвейлер мне так улыбается. Меня же эта улыбка немного нервирует, и я спешу скрыться в квартире. Сейчас было то же ощущение, но скрыться было негде.

      – Я назову