Костяные часы. Дэвид Митчелл

кружка мочи, – заявляю я; Чизмен буравит меня убийственным взглядом, пока я не поясняю: – Я имею в виду содержимое моего мочевого пузыря. Потрясающий замысел, Ричард! А теперь простите, я вас покину.

      В мужском туалете воняет застарелой мочой, единственный писсуар забит и полон янтарной жидкости, готовой выплеснуться через край. Приходится встать в очередь, точно девчонке. Наконец из кабинки вываливается какой-то амбалистый гризли, и я занимаю освободившееся место. Начинаю уговаривать мочеиспускательный канал сработать, но тут из соседней кабинки меня окликают.

      – Привет, Хьюго Лэм! – восклицает коренастый смуглый тип с темными кудрями, в рыбацком свитере. Моя фамилия в его устах звучит как «лим», типично новозеландское произношение. Он старше меня, ему около тридцати, но я никак не могу вспомнить, откуда его знаю.

      – Мы встречались, когда ты еще учился на первом курсе. «Кембриджские снайперы», помнишь? Прости, я тебя отвлекаю от дела, чем, разумеется, грубо нарушаю неписаные правила общения в мужском туалете. – Сам он мочится без рук в журчащий писсуар. – Элайджа Д’Арнок, аспирант факультета биохимии, колледж Корпус-Кристи.

      В памяти что-то мелькает: ну конечно же, уникальная фамилия!

      – Стрелковый клуб, да? Ты с каких-то островов к востоку от Новой Зеландии?

      – Да, верно, с Чатемских островов. А тебя я запомнил, потому что ты прирожденный снайпер. Как говорится, есть еще место в гостинице.

      Я наконец-то соображаю, что его интерес ко мне не носит сексуального характера, и спокойно занимаюсь своим делом.

      – Боюсь, ты меня переоцениваешь.

      – Да ты что, дружище! Тебе на любых соревнованиях первое место обеспечено, серьезно.

      – Я слишком много внимания уделял вещам, не связанным с учебой.

      Он кивает:

      – Жизнь слишком коротка, чтобы все переделать, верно?

      – Да, вроде того. Ну и… как тебе Кембридж?

      – Потрясающе. Отличная лаборатория, замечательный научный руководитель. Ты ведь изучаешь экономику и политику? И должно быть, уже на последнем курсе?

      – Да, как-то быстро время пролетело. А ты все еще стреляешь?

      – Религиозно. Я теперь анахорет.

      Минуточку, анахорет – это отшельник, хотя, возможно, это какой-то новозеландский или стрелковый жаргон. В Кембридже полно выражений, которые понятны только посвященным; посторонним в этом тесном кругу места нет.

      – Класс, – говорю я. – А на стрельбище я действительно ездил с удовольствием.

      – Никогда не поздно начать снова. Стрельба – это как молитва. А когда цивилизация прикроет лавочку окончательно, владение оружием будет цениться куда больше любых университетских степеней. Ну ладно, счастливого Рождества! – Он застегивает молнию на штанах. – До встречи.

      – Ну, Олли, и где же твоя таинственная красотка? – спрашивает Пенхалигон.

      Олли Куинн морщится:

      – Обещала подойти к половине восьмого.

      – Подумаешь, всего-то опаздывает на полтора часа, – говорит