Царь-Сторож. Эдуард Русаков

на пороге. Не могла произнести ни слова.

      – Люся, привет! – сказала Вика, не вставая с кресла. – Ух ты, какая бледная… Испугалась, да? Ложная тревога. Отбой. Ну что, ловко мы тебя разыграли?.. Не обижайся… ладно? Я не хотела – это все Валерка придумал. Я ему говорю: что за шутки? ведь напугаем же!.. а он…

      – Лю-у-уся, деточка, ну не сердись, – и он засмеялся, и вытер о полотенце лезвие опасной бритвы. – Ведь иначе я не смог бы тебя вернуть… понимаешь? Ах, Люся. Ты меня бросила… а зачем? почему? Чепуха какая-то… правда же, моя радость? Ну, подойди ко мне.

      Я подошла к нему.

      Он стоял передо мной – мой проклятый возлюбленный, мое несчастье, – высокий, широкоплечий, загорелый, в светлых брюках и сиреневой рубашке с расстегнутым воротом, и светло-карие глаза его радостно сияли, и знакомый рот был открыт в улыбке, – а на загорелой шее, красной после бритья, трепетно пульсировала беззащитная жилка (артерия, что ли?), а на комоде лежала бритва ("бельгийская сталь! – сам же хвастался…), а лезвие так ослепительно сверкало, так ослепительно… так невыносимо ослепительно…

Глава семнадцатая

      Сама себе удивляюсь.

      Вот ведь что делает время – я почти спокойно пишу об этом, и рука почти не дрожит, и буквы почти не скачут… и все получается так складно, последовательно.

      Ведь я же его убила?

      Плохо помню… его лицо, кровь, сверкающая бритва.

      Ну, конечно – я убила его…

      Ага! – помню, помню – Вика кричала так страшно, будто я не Валеру, а ее зарезала. Она кричала, кричала, но не тронулась с места, не заступилась, а так и сидела в кресле, сжавшись в комочек, пока я его – несколько раз… с размаху…

      А он – ни слова не произнес. Только зажмурил глаза.

      Я почти не испортила его красоту!

      …а может, он жив? Нет-нет-нет, я его убила. Теперь уже все равно, все равно. Или… нет, ничего не пойму. Если я его убила – почему я мертва, а он жив – и не дает мне покоя?

      А если он жив… если он жив – я снова убью его!.. я убивала его много раз!.. я убила его… я хотела его убить… не могла иначе.

      Или он все-таки жив – и смеется сейчас надо мной?!

      Как он смел… как он смеет – надо мной смеяться!..

Глава восемнадцатая

      Свой срок я отбыла полностью.

      В Кырск возвращаться не стала. Думаю, не надо объяснять, почему. Хотя иногда, случайно, встречаю старых знакомых…

      Встретила как-то во время отпуска на курорте, в Адлере, Вику Повидлову. Она рассказала, что ее личная жизнь наконец-то устроилась – вышла после долгого перерыва замуж за того самого Шурика, рационализатора. Он теперь директор завода, цынгой не болеет, питается хорошо, и Вику кормит и одевает всем на зависть, и все у них, вроде бы, отлично. Сама она, Вика, защитила кандидатскую, сейчас вроде докторскую пишет. А может, врет.

      Кузя давно уж закончил юридический, и теперь – самый популярный в Кырске адвокат.

      Поэт Румянцев постарел, но все так же гуляет в модном прикиде, все так же планирует свой отъезд в Москву ("драпать отсюда надо, старуха!.. драпать из этого вшивого Кырска!..").

      Фантаст Шакальский давно уж