Нам нравится наша музыка. Евгений Эдин

кризис. Дефицит кадров. Везде сокращения. – Павел поднял руку и помахал официанту. – Народ зашивается.

      Ее красивое лицо нервно двигалось. По-видимому, она буквально физически не могла принять, что внимание официантов может быть отдано кому-то еще, если в очереди находится она. Ее губы обиженно изгибались, еле слышно бормоча слова. «Нужно же высказать им… Они пренебрегают нами…» – различил он. Она смотрела на него с недоумением, не понимая, почему он так спокоен и почему он ничего не сделает. Павел был способен к распекаю, но сейчас не видел поводов к нему.

      Наконец, извинившись за замешку, к ним подошел официант. Анна холодно, оскорблено чеканила ему названия заказанных блюд, точно сыпала медяки сифилитику, цепляющемуся за край плаща.

      – Ну вот. Что-то я перенервничала, – сказала она, отпустив официанта, и сделала ладошкой обвевающее движение к груди. – Так вы работаете в ГЛОНАСС?

      – Ну… не совсем.

      – То есть, я не так выразилась, – поспешно поправилась она и покраснела. – Я знаю, что ГЛОНАСС – это космические спутники.

      И он еще раз обрисовал подробности своей работы.

      Расслабившись, Анна часто смеялась. У нее был приятный смех, при котором она смотрела вниз и стремилась поднести ко рту руку, останавливая ее на полпути и снова опуская. Но наряду с этим детским и застенчивым в ней чувствовалась и взрослость, и смелость, и в нем все как-то обмирало и тут же начинало струиться вверх, – как дерево весной гонит соки по стволу.

      Они покинули кафе и пошли вдоль дороги к остановке.

      – Прохладно, – сказала она, охватывая плечи руками. – Вот и остановка.

      – Ну, спасибо за приятный вечер, – сказал он, останавливаясь.

      Она кивнула и отошла, но вдруг повернулась в нерешительности. Он, смотрящий ей вслед, подошел, подбежал почти. Они пошли вместе туда, куда она вела, молча, растерянно.

      – У моей подруги… она в Питере… здесь квартира, – проговорила она у дома с лепниной. – Она сдается. Вы же ищете… У меня есть ключи.

      – Надо посмотреть, – выронил он.

5

      Они молчаливо условились не упоминать о своих вторых половинах и вообще о своей второй, то есть первой, основной жизни; не спрашивать и не говорить ничего, что могло бы задеть, оскорбить тех, кого они обманывали. Но сделать это было нелегко – каждая фраза обрастала шлейфом тайных смыслов, обрывалась, неустойчиво дребезжа вопросом, словно шахматный конь по доске. В каждой реплике, касающейся только их двоих, сквозило: «а она? а как он?»

      – Моя мама говорила, что женщина должна приподнимать мужчину над самим собой. Я приподнимаю? – спрашивала Анна. Но здесь читалось еще и: «а твоя жена приподнимает тебя над самим собой?»

      Павел никогда не задумывался об этом. Наверное, он приподнимал Любу, способствовал ее личностному росту, образованию, показывая какие-то статьи, видеоролики, объясняющие научную суть жизни; хотя и она взамен подсовывала ему альбомы с репродукциями картин, которые покупала за большие деньги (его снисходительно умиляло это), и которые он, глянув из вежливости,