Русский хлеб в жерновах идеологии. Шамиль Куряев

сибаритские привычки: и булка им нужна, и водка, и оплата за труд более высокая, и ночной отдых, и медицина. Так что уже к концу жизни Энгельгардта многое в деревне начало меняться… А впоследствии – в ходе модернизации девяностых, девятисотых, девятьсот десятых годов – темпы перемен значительно выросли.

      К сожалению, у большинства людей чувство исторической перспективы отсутствует напрочь. И если в пределах своей собственной биографии (что соответствует нескольким десятилетиям общероссийской истории) они ещё способны что–то адекватно сопоставлять – по крайней мере, никому не позволят отнести исторические события, современные их детству, к поре их зрелости, – то дальше всё как в тумане.

      И этим нагло пользуются неосоветчики! Ибо назойливое цитирование Энгельгардта при разговоре о России Николая Второго и Революции 1917 года – есть наглость и бесстыдство.

      Что бы сказали об антисоветчике, который, «разнося» советское сельское хозяйство периода горбачёвской Перестройки, в качестве главного аргумента приводил бы – как «честные и неприукрашенные свидетельства», как «заметки непредвзятого очевидца»! – зарисовки советской деревни сорокалетней давности?.. Послевоенная разруха, голод 1946–1947 годов, дистрофия, палочки трудодней, «закон о трёх колосках» и т.п. Что бы сказали о таком демагоге?

      А ведь с очерками Энгельгардта дело обстоит именно так. Почти все «Письма» (все, где содержатся описания деревенского быта), с 1–го по 11–е, были изданы в период с 1872–го по 1882 год. В них – повторим – описывается пореформенная деревня времён царствования Александра Второго. От эпохи Мировой войны и Революции все эти сценки отстоят чуть ли не на четыре десятилетия. Конечно, различия в реалиях дореволюционной деревни 1870–х и 1910–х были не столь колоссальны, как между советской деревней 1940–х и 1980–х (ибо не было таких гуманитарных катастроф, как в первые десятилетия Советской власти, и таких высоких темпов НТР, как в последние…) – но и там разница была существенной.

      Глава 4

      § 4.1. Последний в тройке лидеров по частоте цитирования – Иван Солоневич. Похоже, неосоветчики считают Солоневича очень ценной добычей – раз уж одной цитате из него предают едва ли не большее значение, чем Толстому и Энгельгардту вместе взятым!

      Оно и понятно: если Толстой – яростный бичеватель «высших классов», непримиримый враг существующего порядка вещей, ниспровергатель и анархист, а Энгельгардт – социалист–утопист, типичный представитель народнической публицистики, то Солоневич – непоколебимый монархист, апологет Николая Второго, контрреволюционер и белогвардеец. Потому неосоветчики свято убеждены, что всякое свидетельство из уст «на минуточку, убеждённого монархиста И. Солоневича» – железный аргумент.

      Поэтому Солоневича цитируют все! – начиная с безответственных (порой безымянных) интернет–крикунов и заканчивая маститыми авторами толстых книг…

      К несчастью, из огромного массива