«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы. Алексей Букалов

оскорбление природы раздражало его… Что же Пушкин? Все еще женится?»

      В письме от 16 мая Вяземский приводит большую выписку из книги Мура о Байроне, касающуюся хромоты поэта, и неожиданно замечает мимоходом: «Я уверен, что Пушкин очень сердится за свой малый рост». И еще одно упоминание – летом того же года: «…Следовательно, у вас есть записки Байрона или о Байроне. Ты пишешь, что и у Пушкина сердце сжимается от сходства…»71 (Остафьевский архив).

      В библиотеке Пушкина сохранилось пять томов мемуаров Байрона, подготовленных Т. Муром и изданных на французском языке в 1830 году. Все тома разрезаны; первый том имеет ряд пометок карандашом. Отмечено описание Байрона-ребенка, его любовь к чтению Библии, его исключительное положение среди товарищей по школе, страдание от физического недостатка и мечты о возможности в будущем смыть пистолетом все оскорбления72!

      Мало кто из пушкинистов обратил внимание на эту перекличку. Только сравнительно недавно было подмечено: «Если Байрон тяготился хромотой, то Пушкин – тем, что он «потомок негров безобразный». Но, как и в других подобных ситуациях, эту схожую с байроновской коллизию он решает способом, противоположным байроновскому. У Байрона – поиски выхода в принципе поведения, у Пушкина – в творческом преломлении. Байрон делает себя самого прототипом многих своих героев, а свою биографию темой собственного творчества, – в результате противопоставляет своего героя едва ли не всем остальным людям. Пушкин, также художник чрезвычайно субъективный в смысле использования в своих произведениях автобиографического материала, поднимается к вершинам объективного творчества…»73

      Вернемся, однако, к «арапской» теме. Отношение самого Пушкина к своему «африканскому» происхождению, взгляд «светской черни» на поэта как на экзотического представителя «негритянской расы» важны для нас не сами по себе, а постольку поскольку эта драматичная ситуация повлияла на духовный мир Пушкина. Наше намерение – показать истоки одного из важных мотивов пушкинского творчества, зарождение африканской темы, причину обращения к ней Пушкина. Этот интерес невозможно, очевидно, правильно понять и объяснить без учета сильнейшего психологического момента, связанного с «истоками» поэта, что отразилось в сознании Пушкина и его окружения.

      При этом мы далеки от мысли давать какие-то «биологические» объяснения пушкинскому характеру и поведению, поступкам тех или иных его героев. Это старый прием, давно и бесповоротно отечественным пушкиноведением отвергнутый. Критикуя одно из жизнеописаний поэта – книгу петербургского педагога В.Я.Стоюнина «Пушкин» (1880), профессор Д.Д. Благой в статье «Проблемы построения научной биографии Пушкина» писал: «Основным ключом к пониманию личности и жизни Пушкина является для Стоюнина все же биологический – расовый – фактор – «несчастное наследство, доставшееся ему от его прадеда по матери, арабская (siс!) кровь, которая превратила в вулкан пылкий темперамент гениальной натуры». С помощью этой пресловутой «арабской крови», которая,

71

Литературное наследство. Т. 16–18. С. 806. Существует одно интересное пушкинское автобиографическое признание, до сих пор, кажется, почти не замеченное исследователями. В 1830 году, работая над «Детской книжкой», Пушкин в новелле «Ванюша, сын приходского дьячка» слишком подробно для нравоучительного рассказа перечисляет оскорбления, адресуемые мальчиком вослед «порядочному человеку»: «пьяница, урод, развратник, зубоскал, писака, безбожник, нигилист!» (XI, 102).

72

См.: Модзалевский Б.Л. Библиотека Пушкина. СПб., 1910. № 696.

73

Бурсов Б.И. Цит. соч. С. 251.