Сравнительные жизнеописания. Плутарх

был противиться Фемистоклу, который возбуждал народ к многим предприятиям, вводил великие перемены и препятствовал его возвышению. Говорят, что Фемистокл был столь стремителен и жаден до славы и по честолюбию своему до того пристрастен к великим делам, что, будучи еще молод, когда после сражения с варварами на Марафонском поле предводительство Мильтиада громко было прославляемо, казался всегда погруженным в глубокою задумчивость; целые ночи не спал и оставил обыкновенные пиршества. Многие удивлялись перемене в образе его жизни, желали знать тому причину; он говорил им, что Мильтиадов трофей лишает его сна. Поражение варваров при Марафоне всеми было почитаемо окончанием войны; Фемистокл, напротив того, почитал оное началом больших подвигов, к которым всегда приготовлял себя и сограждан своих, издалека предусматривая будущее*.

      Афиняне имели обыкновение разделять между собой так называемый лаврийский доход*, получаемый от серебряных рудников. Он один осмелился представить гражданам, что надлежало прекратить раздел и на эти деньги построить корабли, дабы воевать против эгинян*. Война с ними была тогда во всей силе своей, ибо эгиняне обладали морем, имея множество судов. Тем легче было Фемистоклу склонить к этому сограждан, не грозя им ни Дарием, ни персами; они были далеко, и страх нападения от них был не совсем основателен; но он благовременно употребил ревность и гнев афинян против эгинян для приготовления их к войне с персами*. Афиняне построили на эти деньги сто триер, с которыми впоследствии воевали против Ксеркса.

      Таким образом, Фемистокл мало-помалу обращал и приводил к морю граждан своих, будучи уверен, что сухопутными силами едва были они в состоянии воевать с соседственными народами, но морскими могли защищаться против варваров и начальствовать над Грецией. Как говорит Платон, из твердых пеших он сделал их гребцами и мореходами*. Его обвиняли в том, что, отняв у сограждан своих копье и щит, приковал к скамье и веслу народ афинский. По свидетельству Стесимброта, мнение его было принято, несмотря на усилия противоречащего ему Мильтиада. Повредил ли он этой переменой чистоту и твердость правления своего отечества или нет, этот вопрос требует глубоких размышлений. А что греки спасением своим в тогдашнее время обязаны морским силам и что те самые суда восстановили Афины, о том свидетельствует как все прочие, так и сам Ксеркс, ибо по разбитии его флота, хотя сухопутные его войска были еще целы, он убежал, как бы не мог уже сражаться, и оставил Мардония не столько, по моему мнению, для покорения греков, сколько для того, чтобы препятствовать за ним гнаться. Фемистокл прилагал великое старание к приобретению богатства, как некоторые говорят, по своей щедрости, ибо он любил приносить торжественные жертвы, блистательно угощать иностранных – что все требовало великих издержек. Напротив того, другие обвиняют его в низкой и мелочной скупости – до того, что будто бы продавал съестные припасы, которые ему дарили. Некогда просил он жеребца