Два регентства. Василий Авенариус

Манштейн начал свой рапорт мужественным и сочным баритоном:

      – Имею честь доложить, что у дома стоял караул от Измайловского полка в двенадцать человек с унтер-офицером. Как командир этого полка, Густав Бирон пользуется вообще расположением солдат, между которыми немало ведь курляндцев. Унтер-офицер, тоже курляндец, не хотел сперва впустить меня, но я указал на свой конвой и объявил, что при малейшем упорстве ни один из них не останется в живых. Тогда они покорились, и я беспрепятственно прошел в спальню их командира. Он спал так крепко, что я должен был его разбудить. Спросонок не узнав меня, он напустился на меня:

      – Кто вы такой? И как вы посмели войти ко мне прямо в спальню?

      – Я прислан к вам, – отвечал я, – от фельдмаршала графа Миниха.

      Тут он разглядел, с кем имеет дело.

      – Ах, это вы, Манштейн! Что же нужно фельдмаршалу?

      – Дело, не терпящее отлагательства. Не угодно ли вам сейчас одеться?

      Он стал спешно одеваться, а я отошел к окошку. Не совсем еще одевшись, он подошел ко мне:

      – В чем же, скажите, дело?

      – Дело в том, что мне приказано вас арестовать.

      – Арестовать!

      Он хотел открыть форточку, чтобы крикнуть своему караулу. Но я схватил его за руку.

      – Брат ваш, герцог, уже арестован, – сказал я, – и если вы не дадите взять себя доброй волей, то будете убиты без всякого снисхождения. Эй, ребята!

      Когда вбежали мои конвойные, он понял, что сопротивляться бесполезно, и просил только подать ему шубу. Против этого я, конечно, ничего не имел, посадил его к себе в сани и сдал здесь, в кордегардии.

      – Превосходно, – одобрил Миних. – А теперь расскажите-ка их высочествам, как вы взяли самого регента.

      – Главное затруднение для меня заключалось в том, – заговорил опять Манштейн, – что в Летнем дворце мне не было известно расположение всех комнат. Знал я только, что герцог со своим семейством занимает четырнадцать покоев и что вход к нему из антикамеры, где принимают послов. Пройдя садом к заднему крыльцу, я застал в прихожей нескольких дежурных лакеев. Но так как за мной следовал взвод солдат, то лакеи так растерялись, что ни один не догадался побежать предупредить своего господина. Я их уже не спрашивал и пошел наугад. Из посольской антикамеры я проник в первый внутренний покой, оттуда во второй. Далее была большая закрытая дверь.

      Не спальня ли там? Я толкнул дверь. Изнутри она была хоть и замкнута на ключ, но не заперта на задвижки. От сильного толчка обе половинки двери разом раскрылись.

      Я не ошибся: то была собственная спальня герцога. Освещалась она висячим фонарем, кровать же была с балдахином и занавеской. Я отдернул занавеску и увидел перед собой спящих глубоким сном герцогиню и герцога. Я их громко окликнул.

      Оба тотчас проснулись и закричали, что было мочи:

      – Караул! Караул!

      Я стал было объяснять, зачем явился, но герцогиня, приподнявшись с подушек, продолжала кричать, а героцог, вообразив, должно быть, что настал последний его час, вскочил с постели (он лежал с другой стороны)