Лихая гастроль. Евгений Сухов

Впрочем, для Аристарха Ксенофонтовича это была небольшая потеря – из Ярославля он собирался в скором времени съезжать и возвращаться был не намерен.

      И тут до его слуха докатилась мерная работа какого-то назойливого механизма, то и дело сбивавшего мыслительный процесс. Оглядевшись, он с удивлением обнаружил, что находится в небольшой тесной каюте, в которой с трудом умещались кровать и крохотный столик. Одно хорошо, что пребывал не в каталажке! Скверно другое – непонятно, что он здесь делает и куда направляется? Глянув в иллюминатор, Худородов увидел огромное, обитое жестью деревянное вращающееся колесо, пускавшее брызги во все стороны; крутой каменистый берег, на вершине которого стояла рыжая буренка с отощавшими боками, наблюдавшая за движением парохода.

      Дверь вдруг отворилась, и в каюту протиснулся Феоктист Евграфович, взявший на себя роль опекуна.

      – Где мы сейчас?

      – На пароходе «Самсон». Катаемся по Москве-реке. Скоро к Москве пристанем.

      – Вот оно что… Башка раскалывается, – признался Худородов, когда тот опустился на единственный стул.

      Феоктист Евграфович лишь хмыкнул:

      – Котелок-то ваш, чай, не чугунный. Как же ему не болеть, когда вы, милостивый государь, выпили зараз четыре бутылки мадеры, а потом еще водочкой усугубили.

      События минувшего дня понемногу стали приобретать контуры. Вот только собрать их в единое целое не удавалось, уж слишком расплывчатыми были очертания. Помнится, пустые бутылки швыряли с верхней палубы в воду на дальность, и из восьми претендентов на главный приз – ящик шампанского – он одержал безоговорочную победу.

      – А как же закусь? – неуверенно спросил Худородов. – Не мог же я без еды водку жрать.

      Феоктист Евграфович только скривился:

      – А вы, милостивый государь, заявили во всеуслышание, что черная икра с пшеничным хлебом не для таких великих артистов, как вы. И в Париже вам яства подавали куда похлебосольнее.

      Аристарх Худородов невесело кашлянул. Оглядев себя, он с удивлением увидел, что вместо атласной сорочки с вышитыми красными петухами, купленной на прошлой неделе в Гостином дворе за пятьдесят рублев, на нем было серое с темными пятнами рубище, с узким свалявшимся пояском, в каком обычно божьи странники отправляются по святым местам.

      – А это что еще за чудеса? – удивленно спросил Худородов, потянув за короткий конец пояса.

      В голове чего-то не складывалось, чем больше он трезвел, тем больше оставалось загадок.

      – А это вы, батенька, – с ехидцей заговорил Феоктист Евграфович, – утверждали, что пресытились светской жизнью, что надоело вам вести праздный образ жизни, как блохе безбожной, и вы желаете быть чернецом в Соловецком монастыре. Что, дескать, все в вашем роду были монахами и божьими странниками, и вы от них отставать не желаете.

      – Да ну?! Неужели так и сказал? – удивленно вытаращил глаза Аристарх.

      – Так и сказал.

      – А