И один в поле воин. Юрий Петрович Дольд-Михайлик

доказать, что не передали негатив русским?

      Майор молчал. Нижняя челюсть его дрожала. До сознания Шульца, очевидно, дошло, какая страшная угроза нависла над ним. Опротестовать обвинение он мог лишь словами, а не фактами, а кто поверит словам?

      – Но ведь это ужасно, барон! – с отчаянием вырвалось у майора.

      – Наконец-то вы это поняли.

      – Ужасно потому, что я никогда в жизни не делал того, в чем вы меня обвиняете.

      – Вас, майор, обвиняю не я, а сотни людей, дети которых из-за вас остались сиротами.

      – О боже! – простонал майор.

      – Честь немецкого офицера требует, чтобы я немедленно сообщил об этом высшим органам…

      – Барон!.. – Шульц схватил Генриха за руку, готовый ее поцеловать.

      – Но… – нарочно затянул фразу Генрих, – но я никому ничего не скажу. И не только потому, что мне жаль вас и ваших родных. Буду откровенен, я не хочу, чтобы обо мне сложилось мнение, что я выдал вас из мести. За ваш неосторожный намек на совещании в штабе. Вы понимаете меня?

      – О барон!

      Еще не оправившись от пережитого страха, Шульц, казалось, потерял разум от радости.

      – Итак, вы не забудете услуги, которую я вам оказываю?

      – Я буду помнить ее вечно и готов отблагодарить вас чем угодно! – воскликнул Шульц.

      – Вы, конечно, понимаете, что не может быть и речи о денежном вознаграждении, – брезгливо сказал Генрих. – Но не исключена возможность, что и вы когда-нибудь окажете мне товарищескую услугу, если в этом возникнет надобность. Согласны, майор? Договорились?

      – Я с радостью сделаю все, что в моих силах.

      – Но если вы хоть раз разрешите себе задеть мою честь офицера немецкой армии…

      – Боже упаси, барон. Никогда и ни при каких обстоятельствах!

      – Ну, вот и хорошо, что мы договорились. А вы хотели прибегнуть к оружию.

      Шульц бросил взгляд на револьвер, потом на открытый еще альбом и криво улыбнулся. Он хотел о чем-то спросить, но не решался.

      – Я понимаю вас, майор, и обещаю, если увижу, что вы держите слово и окажете мне какую-либо услугу, я верну вам это фото. Ведь вы об этом хотели меня спросить?

      Майор молча кивнул головой.

      Вернувшись домой и сбросив мундир, Генрих вдруг вспомнил о своем обещании зайти к оберсту. Он сделал движение, чтобы натянуть мундир, с минуту колебался, потом с силой швырнул его на кресло. Нет, он не в силах сейчас даже пошевельнуть пальцем. Спать, немедленно спать, чтобы отдохнули натянутые до предела нервы.

      Но заснуть в этот вечер Генрих долго не мог. Альбом майора Шульца стоял перед его глазами, словно он вновь перелистывал страничку за страничкой.

      «Документы великой эпохи», – сказал Шульц про эти фотографии. Да, документы, но документы обвинительные, и, возможно, когда-нибудь все увидят альбом майора Шульца.

      Раздумье у окна вагона

      Известие о том, что корпус, понесший тяжелые потери, будет переведен во Францию, а на его место прибудет другой, быстро распространилось