Бессмертные. Игорь Ковальчук

сам в эту минуту не понимал, что хочет невозможного. Откуда ей, выросшей в атмосфере непрерывного давления, научиться гордости и силе? Руин не был вспыльчив, но если уж в нем зарождалась злоба, то она становилась всеобъемлющей. Может, оттого он и принял вызов, и встал, готовый отвечать, хотя в любом другом случае просто не обратил бы внимания.

      Принц чувствовал на себе внимательные, рассеянные или хмельные взгляды. В нем гуляла будоражащая кровь удаль.

      – Что ж. Хотите мое мнение? Извольте. Я считаю, что самая прекрасная женщина в Провале – это моя сестра. Моргана.

      На миг в трапезную с поднебесных высот обрушилось безмолвие. Абсолютная тишина – было слышно, как жужжит, стучась о стекло, большая муха. Моргана, решив, что ослышалась, подняла на брата недоумевающий взгляд.

      – Хе, – вырвалось у правителя. Он нагнулся чуть вперед. – Я не ошибся? Ты назвал свою сестру?

      – Да. Моргану.

      Арман-Улл вздернул голову, медленно, словно марионетка в руках кукловода, завалился назад, на спинку трона, и расхохотался. Его смех стал чем-то вроде скрепы, сорванной с фундамента тишины. Грохнули все разом. Мужчины, не стесняясь дам, разевали рты, размахивали руками и хлопали себя по коленям, дамы, забыв об этикете, заливались чуть ли не жеребячьим гоготом, и даже супруга правителя, мать злосчастной дурнушки-принцессы, рассмеялась, снисходительно посмотрев на залившуюся нервными алыми пятнами дочь.

      Моргана стало жарко. Она схватила ртом воздух, поводя взглядом по лицам окружающих, ища хоть в ком-нибудь снисходительность или понимание, пусть даже жалость, но видела только рожи, которые хохот делал еще омерзительнее. Все они смеялись над ней, не стесняясь, тыкали пальцами, и от ужаса и стыда девушка даже не могла заплакать.

      – Что-то у тебя со вкусом не то, Руин, – едва переводя дыхание, бросил один из его сводных братьев, окатив Моргану таким взглядом, что та не удержалась – спрятала лицо в ладонях. – Явно.

      – У меня со вкусом все нормально, – холодно ответил принц, оправляя прядь черных, как вороново крыло, густых волос. – Я вижу в своей сестре такую красоту, какой вы не можете себе представить. Ваше неумение видеть – ваша беда.

      – Неумение видеть? – уже успевший изрядно выпить Оулер, любимый сын Армана-Улла, другой сводный брат Руина, чуть постарше его, прыснул в ладонь. У него был взгляд мужчины, привыкшего оценивать женщину сугубо функционально. – Да на эту коровищу и смотреть-то противно. Одно хорошо – корма, есть куда пнуть. Если морду завесить.

      А смех накатывался волнами, и, в конце концов, несчастная принцесса не выдержала – она забыла и о церемониале, и о традициях – вскочила, не дождавшись разрешения отца-властителя, опрокинула свое кресло и затравленно взглянула на брата, так жестоко насмеявшегося над ней. Во взгляде ее ясных, чудесных глаз не было ненависти, как, впрочем, никогда не бывало, только жалоба, похожая на недоумение щенка, который не понимает, за что его побили. Моргана рванулась из-за стола, споткнулась о кресло и упала – хохот