Бессмертные. Игорь Ковальчук

раньше воевал. Ребята сами захотели, чтоб их возглавил я. И потом охотно исполняли приказы.

      – Как ты умудрился так их сплотить?

      Белокурая Бестия пожал плечами и переменил позу. Он сидел на корточках у бесформенной груды камней, которая когда-то была стеной, и умудрялся не уставать.

      – Я люблю их всех. И вместе, и в отдельности каждого. И они это знали.

      Фэйн покачал головой. На его смуглом, почти черном лице, которое обычно напоминало вырезанную из дерева маску, отразилось несомненное уважение. У Одзэро были правильные черты лица и такое совершенное сложение, что, когда он замирал в неподвижности, то казался не живым человеком, а статуей, возданной руками самого искусного скульптора. Причем статуей черной, поскольку он, как и все его родственники, Одзэро Неистовые, был темнокож.

      – Черт возьми, и почему ты против нас?

      – Я не против вас и не за вас – я за себя и своих людей.

      – Здрасьте, пожалуйста, а почему тогда ты воевал за Орден Серых Братьев?

      – Ха, какой там еще Серый Орден? Когда началась эта заваруха, я собрал своих людей, взял всех, кто пожелал пойти со мной, и повел их подальше. Мы бились только за себя.

      – Не понимаю, зачем вообще тогда было биться? Если вы не собирались защищать Серый Орден…

      – Ага, и вы бы немедленно поверили, что мы больше Орден не защищаем, и отпустили бы нас. Или как?

      – Хм…

      Одзэро задумался. Пожалуй, церемониться с ними не стали бы. Тем, кого считали солдатами Ордена Серых Братьев, сдаваться даже не предлагали. Совет Патриархов же провозгласил – никаких договоров с террористами. А поскольку Серый Орден объявили организацией террористической, даже адептам-ренегатам нечего было рассчитывать на снисхождение.

      – Но ты же служил в Сером Ордене, верно?

      – Служил.

      – Ну… И почему?

      – А у меня был выбор? – Бестия смотрел на собеседника серьезно, но и с грустью.

      – А разве нет?

      – Бывает так, что выбор оставляют только один – живи или умри. Чтоб созреть до этого выбора, многим требуется время. Мне хватило тридцати лет.

      – А бежать?

      – Бежать не удавалось… Я ненавижу Орден. Он отнял у меня все – родину, семью, даже память. Почти всю. Я его ненавижу.

      – Как это случилось? – помолчав, спросил Фэйн.

      – Я не помню, – буркнул пленник, глядя под ноги. – Я же говорю – и память тоже.

      И эти слова как-то махом убедили Одзэро, что собеседник говорит правду. Тот, кто хочет оправдаться, начинает придумывать трогательные истории, чтоб разжалобить – о взятых в заложники родственниках, о похищении, о чем-нибудь еще. А здесь – ничего. Рассказ о проблемах с памятью Фэйна нисколько не удивил – в брошюрках об Ордене Серых Братьев, выданном солдатам для ознакомления, указывалось, что тамошние мастера использовали различные псионические техники для воздействия на создание и для обработки памяти. Применение подобных средств стало одной из причин объявления Ордена вне закона даже в те времена, когда против него еще не начали полномасштабные военные