Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений. Диана Гэблдон

Мурте это доставило удовольствие. Он ждал этого момента много лет. Помню, в девятилетнем возрасте я положил кусочек медовых сот ему в башмак, когда он снял их, желая дать ногам отдых. Тогда он долго гонялся за мной, но так и не смог поймать, но зато я узнал много любопытных слов, пока он охотился за мной босиком. Он…

      Я изо всех сил ударила его кулаком по плечу, остановив тем самым поток красноречия. Джейми удивленно охнул, рука его подвернулась, и он упал на бок, спиной ко мне.

      Я встала на колени у него за спиной и обхватила руками за талию. Его широкая, мускулистая спина поблескивала от мази. Я поцеловала его между лопаток, отодвинулась и подула ему на спину, с удовольствием ощущая, как его тело трепещет от прикосновения моих пальцев и крошечные тонкие волосики топорщатся на коже.

      – Для чего? – повторила я, приложив щеку к его теплой, влажной спине.

      В темноте рубцы на ней были не видны, но я отчетливо ощущала их щекой – тонкие, твердые полосы. Он лежал не двигаясь, ребра под моей рукой вздымались и опускались в такт глубокому, размеренному дыханию.

      – Ну ладно, – сказал он и снова замолчал, о чем-то задумавшись. – Я сам точно не знаю, англичаночка. Может быть, я хотел доказать что-то тебе или себе самому.

      Я положила свою легкую ладонь на его лопатку, широкую и тонкую, с четко очерченными контурами.

      – Только не мне.

      – Но разве достойно джентльмена раздевать свою жену на глазах у тридцати мужчин? – В его голосе звучала горечь, и мои руки замерли у него на спине. – Достойно ли благородного человека проявлять жестокость к пленному врагу, почти ребенку? И даже быть готовым на большее?

      – А разве было бы лучше, если бы ты пожалел меня или его, а через два дня потерял половину своих людей? Ты должен был помнить об этом. Ты не имел права позволить себе рисковать людьми во имя ложно понятого благородства.

      – Да, не имел, – произнес он. – Поэтому сейчас мое место рядом с сыном моего короля. Чувство долга и чести повелевает мне следовать за ним… и в то же время всячески препятствовать осуществлению того, что я поклялся отстаивать. Ради его низменных интересов я предал тех, кого люблю. Я предал само понятие о чести, благородстве.

      – Во имя чести погибло немало людей. Но безрассудное благородство – это глупость. Благородная глупость – все равно глупость.

      – Да, это так. Ты говорила, что все изменится к лучшему. Но если я буду первым среди тех, кто пожертвует своей честью ради ложно понятого чувства долга, не будет ли мне стыдно потом?

      Он взглянул на меня, глаза были полны тревоги.

      – Я не поверну вспять, это для меня невозможно, но порой, англичаночка, становится жаль того парня, каким я был.

      – Это моя вина, – мягко сказала я и провела пальцами по его лицу, коснулась густых бровей, широкого рта и отросшей щетины на подбородке. – Моя. Если бы я не явилась… и не сообщила тебе, что произойдет…

      Я ощутила внезапную боль и горечь, когда вспомнила, каким наивным, благородным парнем он был. Впрочем… разве у нас был выбор? Я должна была открыть ему то, что знала. А он должен был действовать исходя