Не для взрослых. Время читать! Полка третья. Мариэтта Чудакова

—

      …Что в бою – на то он бой

      – Лишних слов не надо;

      Что вступают там в права

      И бывают кстати

      Больше прочих те слова,

      Что не для печати…

      …Уже в «Теркине» – то есть в «сталинское» время – началась та словесная работа, которую Твардовский повел первым. Это было пародирование советских слов.

      …Я ж, как более идейный,

      Был там как бы политрук.

      Я одну политбеседу

      Повторял:

      – Не унывай.

      Так как советский язык политбесед идейных политруков был в те годы у любого читателя на слуху – на фоне живых речений Теркина очевидной становилась его мертвечина.

      Можно смело сказать, что под пером поэта оживал, приобретал права, легализовывался загнанный в угол сугубо частной жизни живой русский язык.

2

      Твардовский, как мог, подбадривал своим стихом отвоевывающих свою землю солдат. Когда же они освободили свою и вступили на землю чужую, когда замаячил конец страшной войны – он счел возможным заговорить в полный голос о том горе, которая она принесла. Так появилась в «Василии Теркине» глава «Про солдата-сироту».

      На земле всего дороже,

      Коль имеешь про запас

      То окно, куда ты сможешь

      Постучаться в некий час.

      …………………………………

      А у нашего солдата,

      – Хоть сейчас войне отбой,

      Ни окошка нет, ни хаты,

      Ни хозяйки, хоть женатый,

      Ни сынка, а был, ребята,

      – Рисовал дома с трубой…

      А узнал солдат о своем огромном несчастье ненароком – когда наша армия, развернувшись, двигалась наконец на запад, освобождая область за областью, после долгой, длившейся два-три года, оккупации, когда никаких известий о семье бойцы, как правило, не имели. Как не имел их, видимо, и сам Твардовский, у которого на Смоленщине под немцем остались родители, братья, сестры…

      И вот солдат просит на привале разрешения отлучиться:

      …Дескать, случай дорогой,

      Мол, поскольку местный житель —

      До двора – подать рукой.

      И вот идет по местам, знакомым ему «до куста», —

      Но глядит – не та дорога,

      Местность будто бы не та.

      Вот и взгорье, вот и речка,

      Глушь, бурьян солдату в рост,

      Да на столбике дощечка,

      Мол, деревня Красный Мост.

      И уцелевшие жители сообщают ему, что семьи его уже нет на свете.

      У дощечки на развилке,

      Сняв пилотку, наш солдат

      Постоял, как на могилке,

      И пора ему назад.

      Поэт не берется гадать, что творилось у него в душе.

      Но, бездомный и безродный,

      Воротившись в батальон

      Ел солдат свой суп холодный

      После всех, и плакал он.

      На краю сухой канавы,

      С горькой, детской дрожью рта,

      Плакал, сидя с ложкой в правой,

      С хлебом в левой, – сирота.

3

      Предполагают, что именно под воздействием этой главы «Теркина», напечатанной в конце