Подруги. Вера Петровна Желиховская

сказала Надежда Николаевна больному. – Завтра приеду, наведаюсь о тебе… Даст Бог, скоро поправишься!

      Мальчик перевел свои большие удивленные глаза па барышню, которой бальный наряд казался столь странным в этой бедной комнатке. Он, казалось впервые ее заметил.

      – Надежда Николаевна тебе доктора привезла! – пояснила ему сестра, поняв его вопросительный взгляд.

      – Благодарю вас, – прошептал Павел, все еще не совсем понимая в чем дело.

      Глава VI

      Бедному всякое горе – вдвое!

      Молохова и доктор уехали. Домик Савиных погрузился в тишину. С полчаса еще слышался недовольный голос старика Савина, ворчавшего на жену, на судьбу, на неосторожность сына, навлекшего на себя и их такую беду, но скоро равномерный храп сменил его воркотню. Степа свернулся на своей кровати, не раздеваясь, и даже сама Марья Ильинична, измученная горем, истомленная за весь день-деньской работой, прикорнула на диване, возле сына. Не спала одна Маша. Она села к столу, на котором они обыкновенно обедали, тут же, возле брата, затемнила от него маленькую лампу и усердно принялась кончать к завтрашнему дню урок, прерванный давеча приездом больного. Она оставляла свое занятие только затем, чтобы поглядеть на него, дать ему напиться, поправить на нем одеяло. Поила она его осторожно, с ложечки: доктор приказал не поднимать ему голову. Павел лежал, как пласт, по временам забываясь; но скоро у него сделался жар и бред, не дававший им обоим покою до самого белого дня. Когда, часам к семи, он задремал, Маша вышла в их кухоньку, вздула углей, поставила самовар, умылась и, уже совсем готовая идти из дому, разбудила мать.

      – Вы уж не посылайте Степу в училище, – шептала она ей, – может быть, не обойдетесь без меня, так пусть добежит до гимназии и скажет швейцару, а он меня вызовет. Может и послать его куда придется… Папа ведь на службу уйдет… Я бы не пошла, да уж очень важные у нас сегодня занятия. К полудню вернусь.

      Она уже хотела идти, когда мать нагнала ее в сенцах.

      – Ах, что ж это я, совсем голову потеряла?.. Ведь у меня ни гроша! Ты говорила, у тебя еще есть пять рублей?

      – Есть, – затаив вздох, ответила Маша. – A разве… У него уж ничего нет?

      – Не знаю, милая! Ты знаешь, каково мне у него выспрашивать, да просить… Говорил вечор, что этот месяц до жалованья страсть как трудно дотянуть будет; больше, говорит, как по рублю на день никак не могу давать… A тут вот какой грех вышел!.. Приедет доктор, что-нибудь понадобится, лекарство, али что… Не стал бы отец артачиться… Крутой он стал ныне, сердитый… Чтоб не потревожить еще Павлушу…

      – Не дай Бог, маменька!.. Нет, уж вы не допускайте. Я вам сейчас отдам пять рублей. Вы их так для Паши и держите. A если что… Я после… достану… «Надо будет Надин подарок продать! – шевельнулось в уме её. – Что ж делать? И браслет продам, и без теплого останусь, лишь бы брат выздоровел».

      Она достала из своей шкатулочки деньги, которые копила себе на теплый бурнус, и отдала их матери.

      – Будить, что ли, отца-то? – спросила шепотом Марья Ильинична, косясь на спавшего мужа.

      – Да,