Россия, кровью умытая (сборник). Артём Весёлый

усыпаны, тут тебе цветы, тут ковры и подушки горами навалены, – этим терпеть можно, эти еще сто лет провоюют и не охнут.

      Наменяли мы на кукурузный хлеб сыру козьего, табаку, мыла духового; один из наших уховертов умудрился – офицеровы сафьяновые сапожки спер, и поползли мы назад.

      Доходим до своей позиции и видим пробуждение: полчане бегут, на ходу шинелишки напяливая; полковой пес Балкан тявкает и скачет как угорелый; музыканты барабаны и трубы тащат.

      – Куда вы?

      – В штаб дивизии.

      – Чего там?

      – Бежи все до одного… Комиссия приехала.

      – Не насчет ли мира?

      – Все может быть.

      – А окопы, наша передовая линия?

      – Нехай Балкан караулит.

      До штаба дивизии восемь верст.

      Бежим, пятки горят.

      – Мир.

      – Домой…

      – Дай ты господи.

      Довалились, языки повысунувши.

      Народу набежало, народу…

      Полковые знамена и красные флаги вьются, оркестры играют «Марсельезу».

      – Кто приехал?

      – Штатская комиссия по выборам в учредилку.

      – Слава богу.

      – Потише, потише…

      Проскакал дивизионный, и полки замерли.

      Вот чего-то прогугнил батя, но нам слушать его неинтересно.

      Вылезает один, в суконной поддевке, снял шапку бобровую и давай на все стороны кланяться:

      – Граждане солдаты и дорогие братья… Низкий поклон вам от свободной родины, от великой матери-Расеи!

      Закричала от радости вся дивизия, задрожали земля и небо.

      Оратор тот знай повертывается да волосами потряхивает… Слушали его передние сотни, а задние – тысячи – по маханию рук старались догадаться, о чем он говорит.

      До нашей роты хоть и не каждое слово, а долетало:

      – …Граждане солдаты… Геройское племя… Государственная дума… Защита прав человека… Углубление революции… Революция… Фронт… Революция… Тыл… Наши доблестные союзники… Старая дисциплина… Слуги старого строя… Сознательный солдат… Партия социалистов-революционеров… Свобода, равенство, братство… Своею собственной рукой… Еще один удар… Революция… Контрреволюция… Война до полной победы… Ура!

      Дивизию как бурей качнуло:

      – Ура!

      – А-а-а-а…

      – Аа-а-а-а-а-а…

      Иной, не поняв ни аза, кричал так, что жилы на лбу вздувались; иной потому кричал, что другие кричали: была приучена дивизия к единому удару; а иной просто тому радовался, что видел живых расейских людей, – и об нас, мол, не забывают.

      В политике в те поры рядовые мало разбирались. Нам всякая партия была хороша, которая докинула бы до солдата ласковым словом да которая пригрела бы его, несчастного, на своей груди.

      Мы с членом комитета Остапом Дудой кричали «ура» вместе со всеми, а потом поглядели друг на друга и задумались…

      – «Война до победы», – говорю, – таковые слова для нас хуже отравы.

      Остап Дуда скрипнул зубами:

      – Как бы они нас красиво ни призывали, воевать больше не будем.

      – Где тут солдату