Борьба у престола. Федор Ефимович Зарин-Несвицкий

Долгорукие, они погубили его! Им что! – с горечью и истинным отчаянием продолжал он. – Что им до того, что угасает последний отпрыск дома Петрова!.. Они думают только о себе! Немало зла натворили они – и боятся расплаты.

      Лопухин встал и крупными шагами заходил по маленькой гостиной.

      – Да расскажи же, что случилось? – упавшим голосом спросила Наталья Федоровна. – Где ты был?..

      – В Воскресенском у царицы – бабки, Измайлова известили, – ответил Лопухин и продолжал: – Позавчера, как встал он с постели, все было хорошо. Известно, не доглядели… Сам открыл окно и застудился. Теперь нет надежды. Что будет! Что будет! – схватился он за голову.

      – Кто же наследует престол? – пересохшими губами спросил Рейнгольд.

      Для него это был вопрос жизни и смерти. В его воображении мелькнуло прекрасное лицо цесаревны Елизаветы, ненавидящей Лопухиных и относившейся к нему с презрительным высокомерием.

      – Кто? – повторил Лопухин. – Мужская ветвь дома Романовых пресекается…

      – Елизавета! – воскликнула Наталья Федоровна, разделявшая тревоги своего любовника.

      – Она ненавидит Лопухиных, – глухо отозвался Степан Васильевич. – Она будет преследовать весь наш род, как ее отец преследовал. Девять лет я безвинно томился в остроге, и мой дядя погиб на плахе… Царица Евдокия всю жизнь прожила в заточении, и теперь что от нее осталось?.. Дряхлая монахиня! С ее сыном, своим сыном, что сделал он!.. Его дочь наследовала его ненависть…

      – Но кто же? – произнесла тихо Наталья Федоровна. Лопухин нетерпеливо махнул рукой.

      – Говорят, существует тестамент покойной императрицы, – неуверенно начал Рейнгольд.

      – Это об ее дочерях, – возразил Лопухин, – об Анне да Елизавете.

      – После смерти Анны, герцогини Голштинской, остался сын Карл, – сказал Рейнгольд. – По тестаменту, кажется, престол должен перейти к нему.

      – Завещание сомнительно, – ответил Лопухин.

      – Мой отец видел это завещание, – вмешалась Наталья Федоровна. – Там прямо было сказано: Анне Петровне с «десцедентами». Ежели же она была бы бездетна – то Елизавете.

      Лопухин покачал головой.

      – Никто не придаст значения этому тестаменту, – сказал он. – Долгорукие – сильны…

      – Ты думаешь?.. – бледнея, начала Лопухина.

      – Да, – угадав ее мысль, взволнованно произнес Лопухин.

      Рейнгольд тоже притих.

      Очевидно, Лопухин допускал возможность, что Долгорукие провозгласят императрицей государыню – невесту.

      Тяжелое раздумье овладело всеми. Все трое чувствовали себя как люди, находящиеся вблизи неведомой опасности.

      – Я еду в Лефортовский дворец, – прервал наконец молчание Лопухин. – Не надо, чтобы неожиданно что‑то натворили Долгорукие.

      – Если разрешите, я буду сопровождать вас, – сказал Левенвольде.

      – Едемте, – коротко ответил Лопухин. Мужчины поцеловали руку Натальи Федоровны и поспешно вышли.

      III

      То и дело к Лефортовскому дворцу в