Адмирал Ушаков. Леонтий Раковский

капитан, что случилось? – с тревогой спросила Екатерина.

      – На яхте все обстоит благополучно, ваше императорское величество, – почтительно ответил Ушаков, снимая шляпу.

      – А почему звонил колокол? Это пожар?

      – Никак нет. Это бьют склянки.

      – Какие склянки? Кто бьет?

      – Ваше величество, песочные часы называются по-морскому – склянки. Пройдет полчаса, мы перевернем склянку и бьем в колокол.

      – А-а, понимаю. Склянки – это Sanduhr[22]. Я не знала, проснулась, – говорила улыбаясь императрица. – Раньше, кажется, их не били…

      – Их бьют всегда, ваше величество. Так положено по уставу императором Петром, – объяснял Ушаков, а у самого мелькнуло в голове: «Попал в историю, черт возьми эти склянки!»

      – О, устав – большое дело. Его надо исполнять! – все так же улыбаясь, говорила императрица. – Продолжайте, пожалуйста, бить эти… склянки. Теперь я буду спать спокойно. Я накрою голову подушкой… Продолжайте, господин капитан!

      И она ушла так же бесшумно, как и появилась.

      Ушаков выждал, пока затихли шаги императрицы, и тогда накинулся на вахтенного лейтенанта Сорокина:

      – Почему не доложили о том, что приходил камердинер царицы?

      – Когда императрица ночует на яхте, никогда склянок не бьют. Это все у нас знают. Я думал, вас давно предупредили…

      Склянки продолжали бить в эту ночь аккуратно каждые полчаса.

      Наутро вся команда уже знала о ночном происшествии. Все смотрели на Ушакова как на обреченного.

      А он был обычен: внешне спокоен и суров.

      Как приказали с вечера, яхта «Счастье» к полудню благополучно прибыла к своей якорной стоянке на Неве.

      Когда императрица шла к трапу, она взглянула на капитан-лейтенанта Ушакова, склонившегося в поклоне, и ласково сказала:

      – Спасибо, господин капитан, за удовольствие!

      Это происшествие внесло оживление в монотонную жизнь яхты. О нем говорили все. Мнения офицеров разделились: старший помощник жалел Федора Федоровича и винил во всем вахтенного лейтенанта Сорокина.

      Сорокин отрицал свою вину и осуждал Ушакова:

      – Мужлан. Я сразу увидал: не годится к нам в капитаны!

      Матросы говорили по-иному.

      – Одначе какой вспыльчивой, ровно фальшфейер[23]! – говорил матрос, стоявший тогда у колокола.

      – Ежели хочешь знать, он прав!

      – Да, но, как говорится: тяни-тяни, да и отдай! Как сама пришла, пусть бы уж больше склянок не бил!

      – Если закон сполнять, тогда пришла сама, аль не пришла – все едино! Понимаешь?

      – Э, что тут закон! Сказано: как, брат, ни пыжься, а выше клотика[24] не влезешь! Надо было уступить. А теперь уберут, как пить дать уберут. А капитан он стоящий, крепкий!

      XVII

      Прошло несколько дней после отъезда императрицы. Ушаков оставался на месте. Все на яхте уже думали: пронесло.

      Но в субботу к яхте подошла

22

Песочные часы (нем.).

23

Фальшфейер – бумажная трубка, набитая ярко горящим составом, для подачи сигналов ночью.

24

Клотик – кружок, который надевается на оконечность стеньг и флагштока, самая высокая точка судна.