Адмирал Ушаков. Леонтий Раковский

стоял, онемев от удивления.

      – Это – внучек, Егорушка. Любочкин сынок! – подбрасывала она мальчика, который уже смеялся сквозь слезы.

      – Любушка… вышла замуж? – каким-то чужим голосом переспросил Ушаков. – За кого? Когда?

      – За хорошего человека. За Метаксу, подрядчика. Да ведь вы его знаете… Вышла три года назад…

      Ушаков больше не слушал. Он круто повернулся и не пошел, а почти побежал из Чижовки.

      XIV

      – Феденька, ты ли это? – окликнул кто-то Ушакова, когда он торопливо шел от кронштадтской пристани в город.

      Ушаков оглянулся и стал. К нему быстро шел через улицу Гаврюша Голенкин.

      Гаврюша был всё такой же – небольшой, ловкий. Из-под шляпы курчавились волосы. Одет с иголочки.

      «Женишком был, женишком и остался».

      – Гаврюша, здорово! – обрадовался однокашнику Федор Федорович.

      Друзья крепко обнялись.

      – Сколько лет не видались? – смотрел на товарища Ушаков.

      – Погоди. В самом деле, сколько же? – прищурил свои карие глаза Голенкин.

      – С выпуска. Стало быть, девять лет.

      – А ведь как вчера было!

      – Не бойся: ты не постарел. Все такой же молодчик!

      – А ты, Федя, стал важный. Ну, где был после «Трех иерархов»?

      – Сначала меня услали на Дон. Шесть лет болтался по Азовскому и Черному морям. Так завидовал вам, кто был в Архипелаге! Ты ведь участвовал в боях у Хиоса и в Чесме?

      – А как же! Я поджигал Турцию с другого конца.

      – На чем плавал?

      – На «Саратове», во второй эскадре.

      – А адмирал Спиридов держал свой флаг на «Евстафии»?

      – Да, на «Евстафии».

      – Наших в Архипелаге много было?

      – Много: Калугин, Гагарин, Толбузин, Тимка Лавров. Тимка погиб при взрыве «Евстафия», слыхал?

      – Слыхал. Жалко парня! А теперь ты откуда?

      – Из Ливорно. А ты?

      – А я завтра в Ливорно. На «Северном орле».

      – Вот это здорово!

      Друзья рассмеялись.

      – Увидишь Италию. Чудесная страна. Какой воздух! Какие женщины!

      Ушаков поморщился. После измены Любушки он не хотел думать ни об одной женщине, старался не замечать их.

      – Да я вижу, ты все такой же схимник, каким и был. А вообще итальянцы – народ интересный, живой.

      – Каждый интересен по-своему, – заметил Федор Федорович.

      – Ты Павлушу Пустошкина встречал? Где он?

      – Я с ним служил на юге. Он и теперь там, на Черном море.

      – Каково плавать на Черном?

      – Море глубокое, бурливое, своенравное, но плавать можно. А берега Тавриды красивые. Я думаю, не хуже твоей Италии! Скажи, а как адмирал Спиридов?

      – Все такой же: строг, но справедлив. Матросы его обожают. Правда, Григорий Андреевич о них сильно заботится.

      – Правильно делает!

      – Я, Феденька, вот за что особенно уважаю адмирала Спиридова: он вроде нашего Николая Гавриловича Курганова – за русского человека горой. Это не кто-либо там, что потолчется неделю-другую в Англии, а потом от своих