Школа монстров. Лизи Харрисон

надежду. К тому же это было проще, чем признать, что родные стесняются ее лица.

      На каникулах Мелоди сделали операцию. Придя в себя, она обнаружила у себя на лице ровненький, очаровательный носик, как у Джессики Бил, а на мелких, кривых зубках – аккуратные накладки-виниры. К концу реабилитационного периода она похудела на пять килограммов и начала влезать в мамины «Gap» и «Gucci» (в основном «Gucci»). Увы, петь она по-прежнему не могла.

      Когда она вернулась в школу, девчонки сделались приветливы, мальчишки пялились на нее, и даже колибри, казалось, подлетали ближе. К ней относились так хорошо, как ей никогда в жизни и не снилось.

      Но счастливее Мелоди от этого не стала. Вместо того чтобы выпендриваться и строить глазки, она все свободное время лежала на кровати, зарывшись в одеяла. Она чувствовала себя, как металлическая сумочка ее сестры: снаружи вся такая красивая и блестящая, а внутри сплошной бардак. «Да как они смеют относиться ко мне лучше только оттого, что я хорошенькая! Я ведь осталась такой же, как и была!»

      К лету Мелоди окончательно ушла в себя. Она одевалась в самую мешковатую одежду, никогда не расчесывалась, и единственной фенечкой в ее костюме был ингалятор, прицепленный на пояс.

      Во время ежегодного семейного барбекю на Четвертое июля, на котором Мелоди обычно пела американский гимн, с ней случился такой сильный приступ астмы, что она попала в медицинский центр «Cedars-Sinai». Сидевшая в вестибюле Глория нервно листала журнал о путешествиях и наткнулась на роскошную фотографию Орегона. Она потом говорила, что ей показалось, будто со страницы на нее пахнуло свежестью. И когда Мелоди вышла из больницы, родители сообщили ей, что они переезжают. И тогда, впервые за все это время, ее безукоризненно симметричное лицо расплылось в улыбке.

      «Здравствуй, милый Орегон!» – сказала она про себя, пока зеленый BMW катил вперед.

      И, убаюканная ритмичным шуршанием «дворников» и стуком капель дождя, Мелоди мало-помалу заснула.

      На этот раз – по-настоящему.

* * *

      – Приехали! – объявил Бо и еще пару раз нажал на гудок. – Подъем, подъем!

      Мелоди отлепила ухо от холодного оконного стекла и открыла глаза. Поначалу ей показалось, будто все вокруг окутано ватой. Но постепенно картинка стала четче, как проявляющийся снимок из «Полароида», – зрение приспособилось к туманному утреннему свету.

      Кольцевая подъездная дорожка была перегорожена двумя фургонами, и дома за ней видно не было. Мелоди увидела только галерею, идущую вокруг всего дома, и крыльцо перед входом, которые выглядели так, словно были сложены из детского деревянного конструктора «Lincoln Logs». Это зрелище запомнилось Мелоди на всю жизнь. Так же, как и чувства, которые оно вызвало: надежда, восторг, страх перед неизвестностью туго сплелись воедино, создавая новое, четвертое чувство, не поддающееся определению. Ей как будто дали новый шанс стать счастливой, и от этого внутри сделалось щекотно, как будто она проглотила полсотни волосатых гусениц.

      Би-би-би-би-би-би-и-и-и!!!

      Высокий