Мой дедушка – памятник. Василий П. Аксенов

танец, а скала Хамелеон на восточном берегу бухты все еще была освещена закатным солнцем. В свою очередь молодой месяц уже висел в зеленоватом небе над горой Сюрюккая. Гора эта на первый взгляд кажется осколком Луны или какой-нибудь другой безжизненной планеты, но, приглядевшись, можно заметить, что она напоминает и тот профиль, который великий Пушкин часто рисовал на полях своих рукописей.

      В тот год море съело коктебельские пляжи почти до самой бетонной стены, и для отдыхающих были устроены над водой дощатые помосты. Вот по такому помосту я и разгуливал почти в полном одиночестве, размышляя о морских животных, о горных цветах и минералах, о почтовых марках, автомобилях и о спортивных соревнованиях, потрясавших тогда все цивилизованное человечество.

      Кроме меня на помосте находился лишь один человек – рослый плечистый мальчик с умным и привлекательным лицом. Опершись на перила, он задумчиво смотрел в море, где по гребням бойких, беспорядочно прыгающих волн еще скользили розоватые блики заката, где иногда мелькали острые плавники дельфинов да кто-то мощно плавал стилем баттерфляй.

      Пловец этот привлек мое внимание. Из воды ритмично вырывалась могучая спина. Взмахнув огромными руками, пловец бросался грудью на очередную волну и двигался вперед с удивительной скоростью.

      – Не знаете, кто это там так здорово плавает? – спросил я мальчика.

      – Это моя бабушка, – тихо ответил он.

      – Бабушка?! – вскричал я. – Это удивительно.

      – Ничего удивительного, – возразил мальчик. – До Великой Отечественной войны она была чемпионом Осоавиахима в плавании на сто метров баттерфляем. И по прыжкам с трамплина, – помолчав, добавил он.

      Едва справившись с изумлением, я осторожно спросил:

      – А во время войны?

      – Во время войны ей пришлось, как и многим другим летчицам, служить в бомбардировочной авиации…

      Бабушка тем временем совсем исчезла в быстро темнеющем море. Я покосился на мальчика. Он смотрел прямо перед собой за еще различимую черту горизонта. Отблеск молодого месяца стоял в его глазах. На груди его я заметил висящий на толстой цепочке якорек с припаянной к нему старинной монетой, похожей на испанский дублон XVI века.

      – А вы почему не плаваете со своей бабушкой? – спросил я.

      Он пожал плечами.

      – Да так, не хочется…

      – Может, не умеете?

      Он быстро взглянул на меня и усмехнулся:

      – Просто мне надоело плавать. За последний год мне это занятие немного прискучило.

      Что-то таинственное послышалось мне в его голосе, когда он произнес эту довольно странную для мальчика фразу. Еще раз я посмотрел на него, и мне показалось, что он сейчас находится не на коктебельском пляже, а где-то в другом месте, где-то далеко, очень далеко, очень…

      – А вы, я вижу, писатель, – проговорил он.

      – Как вы догадались? – вновь поразился я.

      – А вон у вас мозоль на указательном пальце правой руки. Такие мозоли есть у всех писателей. Конечно, у тех, кто пишет.

      Удивлению моему не было конца.

      – Позвольте, но как вы увидели эту мозоль в такой темноте?

      – У меня довольно острое зрение.

      – Ну хорошо, а если бы я писал на пишущей машинке?..

      – Тогда я догадался бы по другим признакам.

      – Фантастика! – воскликнул я. – Вы меня не разыгрываете?..

      – Геннадий, – назвал он свое имя.

      Я тоже представился.

      – Я достаточно хорошо воспитан, Василий Павлович, – сказал Геннадий, – чтобы не разыгрывать взрослых. – Он глянул в ночное уже море. – Бабушка возвращается.

      В темноте слышались только музыка и голоса из парка да плеск волн.

      – Все-таки разыгрываете меня, Геннадий…

      – Да нет. Она уже в десяти метрах… Плывет под водой.

      – Может быть, вы видите ночью, как днем? Может, вы так называемый никтолоп? – воскликнул я.

      – Вы угадали, – просто ответил Геннадий.

      Несколько секунд спустя бабушка с шумом вынырнула возле самой лестницы.

      – Генаша, ты здесь? – спросила она низким девичьим голосом.

      – I'm here, granny! – ответил Геннадий с идеальным английским произношением и добавил на незнакомом мне языке: – Хавá свимматóре ю лер?

      – Бундербýл верá óччи! – с жизнерадостным смехом ответила на том же языке бабушка и стала легко подниматься по лестнице.

      Она была похожа на сильно увеличенную копию известной скульптуры «Девушка с веслом», но вблизи, однако, можно было разглядеть в ее лице следы былой красоты.

      – Познакомься, бабуля, – сказал Геннадий. – Это писатель Василий Павлович.

      – Очень приятно, – пророкотала бабушка, протягивая мне мокрую руку, – Стратофонтова Мария Спиридоновна.

      От нее пахло водорослями и здоровьем.

      – Пойдемте к нам чай пить, – предложила