.

поверила?

      – Почерк его, – признала девушка, зажала под мышкой свободную руку, в два рывка стянула с неё перчатку и подышала на пальцы. Поводила над листом ладонью.

      – Тело нашли? – деловито спросила она.

      – Нет… Что ты делаешь?

      – М-м, сейчас. Погоди. Хм-м…

      Даже в свете позднего утра было заметно, каким неверным, зыбким, идущим изнутри свеченьем налилась её ладонь. Меж пальцев запрыгали искорки, синие и фиолетовые, Хагг на мгновение даже встревожился, что вспыхнет пергамент. Он не видел, что творится на листе в руках у девушки, и потому следил за выражением её лица. А оно изменялось как-то странно: от сосредоточенности к облегчению и далее – к растерянной задумчивости. Впрочем, вскоре девушка взяла себя в руки, и на лицо её легла своеобычная для Зерги, чуть сердитая и чуть насмешливая маска.

      – Хагг, – сказала Зерги, поднимая голову и глядя Золтану в глаза. – Ты будешь смеяться, но это что угодно, только не доказательство.

      – Откуда знаешь?

      – Ниоткуда. – Она дунула на чёлку.

      – Там подпись. Ты прочла, что он написал?

      – Прочла, прочла. Всё верно. И заклятие активно, тут он тоже не соврал, айе. С ним и впрямь что-то произошло.

      – Но ведь заклятье сработало! Как это понимать, если он сам всё расписал, вот: «…если я ещё жив, чернила будут красными, если меня уже нет, они почернеют». Чего тебе ещё надо? Ты что, ему не веришь?

      – Верю. – Зерги сдула с пергамента несуществующие пылинки, медленно скатала его в трубку, перевязала шнурком и бросила обратно. Хагг поймал, проверил, тот ли это документ, спрятал и снова вопросительно взглянул на девушку. – Я тебе не верю, – уточнила та. – А ему я верю. А у тебя или память дырявая, или ты соображаешь только половиной головы, айе. Нижней. Впрочем, что с тебя взять, все вы, мужики, такие.

      Брови Золтана сошлись.

      – Кончай зубоскалить! Я честно рассказал тебе всё, что знаю. Что это значит?

      Зерги развернула коня и наклонилась в седле, придвинувшись к сыскарю.

      – Элидор, – произнесла она, называя Хагга старым именем, – ты плохо знаешь или плохо помнишь нашего приятеля.

      – Что за…

      – Он путает цвета.

      Хагг осёкся и долго молчал, гоняя под кожей желваки. Чувствовалось, что соображенье это застало его врасплох.

      – Ты уверена? – спросил он наконец. – Но ведь это значит…

      – Это значит только то, – прервала она его, – что эта писулька ровным счётом ничего не значит. А я ни в чём не уверена.

      С этими словами Зерги натянула перчатку и подобрала поводья.

      – Прощай, Золтан. Хочешь ещё о чём-нибудь спросить?

      – Только одно. Андерсон. Что ты о нём скажешь?

      Зерги помрачнела.

      – Не мой клиент, хоть с той, хоть с этой стороны. На вид – лопух, а сунешься – репейник. – Тут она хихикнула и дёрнула плечом, будто стала зябнуть. – Престранный тип. Не думала об этом раньше. Одет как дворянин, и речь дворянская, а приглядишься, так и кость не белая, и кровь не голубая. То бороду отпустит, то побреется.