Черная вдова. Анатолий Безуглов

и костюм, в которых он ходит уже не один год. Не говоря уже о том, с какой завистью (тайной, конечно) смотрит она сама на импортные платья и сапоги других женщин.

      – Стать рабом денег – нет! – заявил Швадак. – И потом, в своем же доме ходить на цыпочках? За кем-то убирать, стирать простыни?

      – А как же другие? – пыталась оправдаться Орыся.

      – Они уже не хозяева, а прислужники! И не только тем, кому сдают койки, но и вещам!.. А я хочу жить как душе угодно, распоряжаться собой и нашим жильем.

      Комнатами он распорядился таким образом: самую большую и светлую отдал в полное владение сыну. Чего здесь только не было – шведская стенка, турничок, маты для кувыркания, качели. Василь даже подвесил на стену баскетбольную корзину. Все смастерил сам. Сколько счастливых часов провели здесь отец и сын!

      Вторую комнату, самую маленькую, Василь занял под фотолабораторию. Третья – что-то вроде гостиной. Еще две – спальня Орыси и его. Последняя комната предназначалась для друзей и знакомых, изредка приезжавших в Трускавец.

      Флигелек когда-то служил отцу Василя мастерской. Сын оставил в нем все как было. Он сам любил постоять у верстака и Димку с малолетства приучал к столярному мастерству.

      В сынишке Василь души не чаял. Каким бы усталым ни приходил с работы, тут же забывал обо всем, если Димка тащил его в «спортзал» или в мастерскую, заставляя отца что-нибудь выпилить или выточить на токарном станочке.

      Была ли тогда счастлива Орыся? Пожалуй. Любительские фотографии не врут. На них она снята с мужем и Димкой. В саду, под раскидистой карпатской елью в живописных окрестностях города, возле бювета с целебным источником.

      А потом идут снимки, где только Димка, Димка, Димка…

      Это были последние месяцы их семейной жизни. Как она поняла потом – трудные и мучительные для Василя. И всему виной была ее красота. Наступила пора, когда Орыся расцвела, превратившись в яркую молодую женщину. От ухажеров не было отбоя. Двусмысленные и недвусмысленные намеки, духи, коробки конфет, бутылки дорогих вин, букеты цветов. Она, естественно, ничего, кроме цветов, не принимала, призывая на помощь всю свою выдержку и юмор. Даже откровенным нахалам она не могла грубить, будучи от природы приветливой и мягкой. В зимнем саду санатория часто устраивались танцы. Орыся пару раз оставалась на них. И очень жалела потом. То из-за нее сцепились двое отдыхающих – подводник и шахтер из Донбасса. Дошло до драки. А то ревнивая жена при всех залепила пощечину своему мужу-ученому, который пригласил Орысю на третий танец.

      Истории эти стали известны Василю, как доходили и другие сплетни, в которых она выглядела чуть ли не коварной соблазнительницей. Правда, Швадак никогда не реагировал на них, но Орыся чувствовала, что переживает сильно. Верил ли он слухам? Орыся так до сих пор и не знает.

      Чтобы не давать повода для огорчений мужу, она ушла из «Шахтера» и устроилась в санаторий «Алмаз», в кабинет физиотерапии. Но и там ее продолжали преследовать мужчины. А зависть и ревность