Сумасшедший Новый год!. Марина Ивановна Иванова

ногу в ботинок, уже собирался выбежать из дома, но Маша решила пойти с ним, одевала дубленку.

      – Я не поняла, а ты куда? – заорала свекровь. – Кто мне помогать будет стол накрывать? Быстро разделась, без тебя елку донесет. Возле метро маленькие остались, я видела.

      Маша умоляюще посмотрела на мужа, он только развел руками, быстро вышел из дома.

      Светлана Ильинична глянула на Машу, ее всю передернуло.

      – Засранка, откуда у тебя руки растут. Из Жо…желтого яйца тебя мать снесла. Стоишь, как цыпленок, нахохлившись, будто вот – вот сдохнешь!

      Маша стояла, прижавшись к углу кухни, вытирала слезы.

      – Мебель рассохнется от вашей уборки, – огрызнулась невестка.

      – Не успеет. В тюрьме всегда с хлоркой моем.

      Маша опять взяла сухое полотенце, начала вытирать кухню.

      – Можно мне самой кухню убрать?

      – У тебя руки только под маникюр заточены! – засмеялась свекровь.

      – Хватит, хамить, вы не у себя дома! – пыталась защититься Маша.

      Светлана Ильинична открыла рот, подошла к невестке, повернула к свету, удивленно рассматривая.

      – Зубки прорезались, щенок обсосанный. Как у нас в тюрьме говорят, – на кого батон крошишь?!

      – Извините, вы сами этот батон резали. Я его даже не трогала, – разрыдалась Маша, выбежав из кухни.

      – Совсем рамсы попутала. Забыла, свекровь – залог семьи! Как мать скажет, так и будет: любить или ненавидеть.

      Ваня бежал к метро, боясь, что елки уже разобрали. Кавказские парни подпрыгивали с одной ноги на другую, весело пританцовывая, держали в руках пластиковые стаканчики с чистым спиртом.

      Чача была голубых кровей, доказательство – синий огонь на алюминиевой крышке смартфона. Мини – костер взмывал вверх, оставляя после себя высохшее пятно. Все были навеселе, провожали старый год восвояси.

      – Слушай, Гена – Цвали, подходи, не забывай лесную гостью! – радостно предлагали они, показывая на облезлую елку.

      – Мне облезлая нужна! Иначе надсмотрщик женской колонии не позволит Новый год встретить!

      Кавказцы переглянулись, наклонились к Ване поближе, заговорщически произнесли: «Тебе на зону нужно?».

      – Вся жизнь тюрьма! – философски заметил двадцатилетний юноша.

      – Братан, своим принесем лучшую, не переживай! – похлопали они его по плечу, налили полный стакан спирта.

      Ваня сопротивлялся, они безапелляционно его побороли, пришлось провести дегустацию новогодней чачи. В глазах сразу помутнело, привкус укропа ударил в нос!

      – Что-то вроде Укропной Мэри? – произнес Ваня, морщась.

      – Слушай, сам делал, натурпродукт, не бойся, – радостно произнес добродушный кавказец, принесший огромную пушистую ель из машины. – Клянусь, не доживет до Нового года, облезет!

      – Не дай Бог! – помотал головой Ваня. – Такая красивая! Маше понравится!

      – Правильно! Бог подаст Маше! – со знанием языка, растопырил пальцы хозяин чачи, налил ему еще один стакан.

      Ваня никогда не был таким счастливым, когда возвращался