Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга вторая. Иван Макарович Яцук

людей державы. Так проходит мирская слава. От тюрьмы да от сумы не зарекайся – самая печальная поговорка, имеющая хождение только на Руси.

      На Псковской дороге посреди осеннего нагого лесу догнал Борис Алексеевич обоз из трех крестьянских телег, на которых ехала семья брата с нехитрой своей поклажей.

      – Стой!– крикнул князь возчику передней телеги. Обоз остановился. Князь сошел с горячего баского коня, подошел к средней телеге, где высилась знакомая фигура.

      – Ну, здравствуй, Василий, слезай,– сказал просто, по-семейному.

      – Чего тебе? – глухо, неприязненно.

      – Прискакал проститься,– Борис и сам не предполагал, что на глаза вдруг набегут слезы.

      Василий тяжело спрыгнул с телеги.

      – Зачем рискуешь? – спросил он, выпрямляясь.

      – Ничего, ты больше рисковал,– ответил Борис, подошел, обнял.– Крепишься?

      – А что остается делать, семья ведь еще, – устало ответил Василий. Брат слегка отстранил его, посмотрел в посеревшее, словно припорошенное пылью лицо.– Говорил тебе, писал, передавал – зачем не послушался?

      – А что мне – бросать ее в самый тяжелый момент надобно было? Еду сейчас честным человеком.

      – Добро, добро, уважаю, – сказал Борис.– Прости, что не смог сделать для тебя большего.

      – Куда уж больше, сказывали мне – от плахи спас. Прости, брат за прошлое, – дрожащим голосом ответил Василий.– Нас несет, когда мы в фаворе, и забываем, что главное: семья, родня, отечество.

      – Я тоже так думаю, – согласился Борис.– Наши предки не глупые были люди, когда держались рода. Я был у Нарышкиных на первом месте, когда им туго пришлось, а теперь потихоньку задвигают меня на задворки. Были бы вместе – пусть бы попробовали сдвинуть.

      – Что теперь говорить,– горько сказал Василий.– Не поминай лихом. Будем детям завещать держаться вместе.

      Борис подошел к телеге, где сидела темная, худая, как инокиня, жена Василия Авдотья с детьми, поздоровался; та молча кивнула головой. Князь передал ей торбу с домашней едой и выпечкой, что подготовила жена. От запаха, исходящего из торбы, у детей заблестели глаза. Князь вернулся, бросил в телегу кошель с золотыми червонцами, боясь, что брат из гордости может не взять. Братья еще раз обнялись.

      – Пиши, чем смогу – буду помогать,– крикнул Борис уже с коня, тронул его и поскакал в обратную сторону. Василий еще постоял на дороге, простоволосый, в кафтанишке, потом, кряхтя по-стариковски, полез на телегу и обоз тронулся. Деньги Бориса помогли семье брата выжить и обустроиться в глухой северной деревушке.

      В Троице между тем проедали монастырские харчи, пировали победу, сочиняли указы о награждениях: кому землица и деньги, кому только землица, кому только деньги, кому повышение в должности. Нападения уже никто не ждал, а потому и влияние Голицына сильно умалилось. Его все чаще не приглашали на советы, вокруг него не бегали бояре и дьяки с озабоченными лицами со всякими бумагами