Грамерси-парк и другие истории. Татьяна Шереметева

слишком длинные ногти.

      «Всё не то, всё не так, всё слишком», – ругала она себя. Потом подумала: «Всё не то, собственно, для чего? Для того, чтобы ездить в нью-йоркской подземке?»

      Но она не пользуется муниципальным транспортом. И даже за руль садится не часто. Есть водитель, а главное – есть муж. А это и соболь, и водитель, и сумка «Гермес», которой свойственно глумиться над всем, что «не Гермес».

      Зачем она отпустила машину и попёрлась на метро? Затем.

      За пять лет много воды утекло. Вот так же в конце декабря ехала она тогда через весь Нью-Йорк на день рождения к своей школьной подруге Люське Флиор.

      Только не было тогда соболя и не было «Гермеса». И спускаться в метро ей было совсем не затруднительно, поскольку ходила она тогда не на шпильках, а в кроссовках, купленных на уличном развале.

      Как не хотелось ей тогда тащиться в эти гости. Ехать далеко, и с работы у Бедной Ксюты пришлось отпрашиваться, а главное – тяжело было притворяться, благодарный восторг перед хозяевами изображать.

IV

      Это в школе она была отличницей, а Люська на переменках просила её объяснить, что значит письмо Онегина к Татьяне. Или задачку по химии списать. Или по геометрии. Люська по всем предметам училась легко и ровно – на нетвёрдую, тяготеющую сразу к единице тройку.

      А первая ученица класса Телегина Агния свои пятёрки добывала, как нынче добывают рений – самый редкий металл на земле. И только литература была для неё не уроком, а удовольствием.

      Поэтому она не верила, что в восьмом классе можно не понимать строчку «Я знаю, век уже мой измерен, но чтоб продлилась жизнь моя…». Слова, от которых сразу же пробивалась испарина на спине и хотелось немедленно, в предчувствии скорого конца, скрестить на груди узкие, бледные руки с длинными пальцами и горько усмехнуться.

      Она перечитывала любимые стихи и жалела, что её зовут не Татьяна. И хотела стать литературоведом.

      Всё испортил отец. И конечно, как всегда, из лучших побуждений. Никогда бы сама Агния не стала поступать в Институт стали и сплавов. Поскольку ни сама сталь, ни её сплавы не интересовали её ни в малейшей степени.

      Но отец категорически потребовал, чтобы сначала она получила серьёзную специальность, поскольку «стихами сыт не будешь», распределилась, по его примеру, в «почтовый ящик» с хорошей зарплатой, прогрессивками раз в квартал и продуктовыми заказами к праздникам, а уже после «свою Барто» в народных университетах изучала.

      Агния проплакала две ночи, потом купила себе тубус для чертежей и по привычке сдала вступительные экзамены на «хорошо» и «отлично». Это учиться там было трудно, а поступить туда было легко.

      Учиться, действительно, оказалось очень трудно. В памяти остались сталеплавильные цеха, металлургические гиганты на Урале и московский «Серп и Молот», который она потом всегда объезжала стороной.

      И всё сбылось, о чём мечтал её отец: красный диплом, распределение на «почтовый ящик». Перед праздниками были продуктовые